Сергей В. Бойко Необыкновеллы

Сказка о Золотой Рыбке

Над седой равниной моря гордо реял «МИГ-17»…

Рыбачка Соня вытащила невод, поймала Золотую Рыбку и не растерялась. Она читала в детстве пушкинские сказки, а над разбитым стареньким корытом пролила много горьких и недетских слёз, — поэтому была во всеоружии и пожелала многое чего.

— Не печалься, ступай себе с Богом! — сказала ей Золотая Рыбка. — Так и быть: всё у тебя сбудется.

Рыбачка Соня возвратилась к дому, — а там уж праздник, потому что всё сбылось.

Над седой равниной моря грохотал «МИГ-29», черной молнии подобный…

Рыбачка Соня вытащила невод, поймала снова Золотую Рыбку и сказала:

— Сбылось, как ты и обещала, всё. Но этого мне оказалось мало, государыня Рыбка. Теперь, чтобы не докучать тебе по мелочам, придумала я вот что: ты сделай так, чтобы сбывалось всё, чего бы я потом не пожелала без тебя. Хорошо?

— Не печалься, ступай себе с Богом! Получишь всё, чего не пожелаешь.

Над седой равниной моря гордо выл «Су-35»…

Рыбачка Соня снова вытащила невод, в котором Золотая Рыбка, и сказала:

— Всё у меня теперь есть, государыня Рыбка, чего не пожелаю.

— Чего ж тебе надобно, Соня? — удивилась Золотая Рыбка.

— Всё у меня есть, государыня Рыбка, но мне этого мало!

— Чего же ты хочешь? — снова спросила Золотая Рыбка коварно.

— Теперь я хочу, — промолвила Соня беспечно, — хочу, чтобы у других ничего не стало!

— Хорошо, будь по-твоему, Соня, — ответила ей Золотая Рыбка. — Ступай себе с Богом!

Над седой равниной моря все пропали самолеты. Океан поднялся и пошел на сушу волной, а горы стронулись с места и двинулись в долины…

Вот и исполнилось последнее желание рыбачки Сони!

Над седой равниной моря гордо реял птеродактиль…

Афца

Это было такое животное. Наверное, женского рода. Хотя теперь уже точно никто не помнит. Давно это было. И были у нее длинные ноги и длинная шея, а уши — как листья. Было это животное с большими зелеными глазами, длинными ресницами, а на голове росли цветы — желтые одуванчики, белые ромашки и синие васильки, а может, какие-нибудь другие — ведь это было так давно, что вспомнить трудно, когда именно. По имени это животное звали АФЦА.

Эта Афца все время игралась в траве и никогда не ходила в темный лес к волкам и медведям, и поэтому была добрая и веселая, а все смотрели на нее и тоже становились добрыми и веселыми. И больше от нее ничего не требовали. Весной всегда хорошо и весело.

А дело было весной, когда дожди уже прошли, а жара еще не наступила, да и про осень никто еще ничего не знал. Однажды Афца игралась сама с собой, как обычно, когда к ней подошел поросенок по имени ХРЮ. Этот Хрю и говорит:

— Давай с тобой поиграем, Афца! Что ты все одна, одна да одна играешь?

— Нет, — говорит наша Афца. — Я с тобой играть не хочу. Ты вон какой чумазый. Иди умойся!

Поросенок по имени Хрю не обиделся. Он подумал: «И правда! Наша Афца такая красивая, и на голове тоже — цветы. Таких ни у кого… А я такой… Пойду умоюсь!» И ушел.

И Афца осталась одна играться в траве.

Поросенок по имени Хрю умылся в самом чистом дальнем ручье и пошел обратно. Но пока он шел, то весь запылился, потому что у него не было таких красивых длинных ног, как у Афцы. Ножки у него были коротенькие. К тому же он все время тыкался пятачком в землю — это уж у него такая привычка была. Поэтому пришел он к Афце снова весь чумазенький.

И снова Афца не захотела с ним играть.

Тогда поросенок по имени Хрю говорит:

— Давай, Афца, мы с тобой вместе сходим к самому чистому ручью. Я там умоюсь, и мы вместе станем играть. Я — весь чистый. И ты — со своими цветами. Здорово! Правда же?

— Не здорово, — отвечает Афца. — Знаю я этот чистый ручей. Он очень далеко. И там рядом лес с волками и медведями.

— Ну и что? — удивился поросенок по имени Хрю. — Мы же будем двое!

Но Афца забоялась и не пошла к дальнему ручью рядом с лесом, где волки и медведи.

И на другой день.

И на третий.

И даже после весны, летом, — она тоже не пошла…

А потом наступила осень.

Никто не знал, что это такое. Но все почувствовали грусть. И даже Афца уже никого больше не радовала — так всем стало печально: как она теперь ни старалась — ну ничего не выходило! Все скучали и даже плакали. Да и поросенок пропал. Говорили, что он пошел в лес, который рядом с дальним ручьем, и не вернулся оттуда — потому что один.

А у Афцы вдруг стали желтыми уши, которые были как листья. Но цветочки на голове еще держались, хотя никого уже не радовали. И так от этого стало Афце грустно, что она, наконец, решилась сходить к дальнему ручью — и пошла.

Пока Афца дошла до ручья, уши у нее совсем увяли, и их сорвал налетевший ветер и дождь, а навстречу ей вышли все волки и медведи. Они посмотрели на Афцу, но не узнали ее, и осторожно приблизились.

— Это что еще за образина? — спросил Главный Волк.

— Ага! — поддержал его Главный Медведь. — И на голове какой-то ужас.

И взревел испуганно:

— Стрррашный зверррь!

Главный Медведь испугался, потому что привык только к своим волкам и медведям. Он с ревом убежал в свой лес. А за ним — и все остальные лесные звери.

Наша Афца удивилась на таких глупых волков. А тут как раз дождик с ветром кончились, и выглянуло последнее солнце. Афца склонилась к чистому ручью напиться и там, в тихом зеркале родника, увидела свое отражение. Сначала она не поняла, что это она сама и есть, и тоже испугалась — совсем как Главный Медведь. Она отпрыгнула от ручья и сильно тряхнула головой, — отчего почти все ее ромашки и васильки слетели на землю. Потом она еще раз осторожно глянула в воду.

— Это я, что ли? — удивилась уже почти что не наша Афца.

Да, это была она. И теперь она не испугалась. Она крикнула:

— Ну и что?!

И подпрыгнула и снова тряхнула своей головой изо всех сил — так, чтобы последние цветочки слетели. И взревела весело, но по-медвежьи, и зарычала — и пошла в лес.

И волки прятались в своих логовах, когда слышали ее шаги и голос.

А потом и голос, и шаги постепенно пропали.

И пришла зима.

Троллейбус

Дороги умыты от старой зимы, поливальные машины смывают остатки соли. Весна.

Я — троллейбус!

Как мне здорово мчаться по городу от остановки до остановки, от светофора до светофора, пиная асфальт моей дороги подметками всех своих колес!

А на конечной отдохну — и…

Дух захватывает после долгой стоянки! Несусь вперед в потоке машин, самый толстый, самый красивый.

А эта женщина — опять у пешеходного перехода, каждое утро, в один и тот же час. Вы посмотрите: тонкая,