холле больницы, нервный и бледный, одёргивающий манжеты и ворот пальто безо всякой на то нужды. Не слишком изменился с последней встречи, только завёл пижонскую светлую бородку. Интеллигент вшивый, подумал Игорь с лёгкой неприязнью. Профессорский сынулька.

— Какая палата? — спросил Игорь без предисловий.

— К ней пока не пускают, спит…

— Сейчас пустят, не ссы.

И пустили. Дар убеждения отлично работает в связке с деньгами. Оцепенев в дверях, Игорь молча смотрел на лежащую в больничной койке девушку, странным образом избегая её лица. Сзади пыхтел и рвался Миша, пытаясь сдвинуть бывшего друга с дороги или хотя бы пропихнуть вперёд.

— Ты застрял, что ли?

Игорь как очнулся. Сделал шаг вперёд, другой. Ноги так тряслись, что он всерьёз побоялся упасть. Черты узнавались даже сквозь гематому на половину лица — оплывшую, лилово-фиолетовую, как космос. Золотистые волосы, потерявшие былой блеск, спадали на другую половину. Длинные, ниже плеч. Раньше Юлька таких не носила, любила покороче, которыми так задорно встряхивала в школьных коридорах. Осторожно, будто опасаясь спугнуть, Игорь приблизился. Мозг тормозил, считывая информацию с опозданием в несколько секунд. Он сперва увидел продолговатые следы на шее и только потом понял, что это от пальцев. Разбитые губы, синеватые ногти на пугающе тонких пальцах. Игорь потянулся откинуть прядь слица, разглядеть получше — и тут же отдёрнул руку, словно его током шибануло. Не посмел. Отступил в сторону, давая Мишане сделать это вместо него.

Для проформы. Они оба сомнений никаких не питали, но всё равно замерли — она. Игорь узнал бы её и через тридцать лет. Её черты, частично искажённые побоями, навечно отпечатались у него в памяти. Точёные скулы, выразительные дуги бровей. Её губы. Её глаза.

Чувствуя, что начинает задыхаться, Игорь слабым голосом сказал:

— Я не понял, как ты её нашёл?..

— Она… Врач говорит, её изнасиловали, — будто не услышав, сказал Миша. Он даже головы не повернул, всё смотрел и смотрел. — Ты бы видел… В рванине какой-то, грязная, как… Как бомжиха какая-то. Я думал, крыша поехала, галлюцинации уже вижу. До сих пор отойти не могу.

Дальше причитания Игорь слушать не стал, взял его под локоть и вывел за дверь.

— А говорят, дважды в одну воронку… — криво ухмыльнулся он и сам себе ужаснулся. Это от стресса, наверное. — Это, что же… — Он запнулся, не в состоянии произнести. Выдавил через силу: — Второй раз, получается?

— Может и не второй, — темнея лицом, ответил Миша. Он снова дёрнул воротник. Игорю захотелось дать ему по рукам. — И не пятый. Она бездомная. Бездомная, молодая и красивая женщина. Думаю, не нужно объяснять, что с такими случается на улицах без защиты. — Он стиснул переносицу. — Помнишь, она в актрисы всё хотела? И ведь стала бы, точно бы стала, чёрт. Гарь, — Миша вцепился дрожащими пальцами ему в предплечья, — это же из-за нас? Это мы виноваты?

— Чушь, — выплюнул Игорь. — Херню несёшь. С чего это?

— У тебя память отшибло, что ли? — взвился Миша. — Ты мне сам тогда затирал, что её родаки в ментовку не пойдут. Мэрские выборы на носу, а тут такой скандал! Ладно бы в кусты на стройке утащили или в парке где, а то — нажралась на выпускном и пустилась во все тяжкие. Никто бы не поверил, что не сама запрыгнула. — Он понизил голос, заметив, как из соседней палаты высунулся какой-то мужик: — Я же не просто так, я справки наводил потом. Её куда-то отправили почти сразу, ни в ВУЗах не всплывала, нигде. Исчезла. Маменька с папенькой сплавили свою проблему, как и не было. И вот она здесь, посмотри.

— Хочешь сказать, её из дома выгнали? — Игорь скривился. — Это кем надо быть вообще?

— Людьми. Типа нас с тобой, — зло скрипнул зубами Миша. — Пальто белое когда надеть успел?

Игорь опустил голову.

— Что делать будем?

— Я её не оставлю, — непривычная твёрдость в голосе будто придала Мишане сил. Даже трястись перестал, только жилка на виске дрожала. — Сделанное не вернёшь, конечно, но хоть что-то. Месяца не проходило, чтоб я её не вспомнил, какие мысли только не надумал… Но такое даже представить не мог. — Он провёл ладонью по лбу, стирая пот. — Что мы за уроды, а. Такая красивая, такая нежная… Будь она там замужем, с детьми и всяким таким, дом полная чаша, я бы и успокоился. Ну было и было, живёт человек дальше. Может, даже с духом собрался бы, извиниться, все дела, чтоб груз на сердце не лежал. А тут дом не то, что полная чаша, а вообще никакого, господи. Я теперь боюсь представить, что у неё в анализах найдут.

Он втянул воздух сквозь зубы. Игорь понимал его, как никто другой.

— Нюхает? Колется? — от растерянности он впадал в цинизм. Увидев отрицательный жест, немного расслабился. Хоть эта беда миновала. Медленно произнёс: — Девять лет. Сука, девять лет такой жизни. Сколько ж говна она нахлебалась за это время.

— Теперь по-другому будет. Всё исправлю, что наделал, — сказал Миша и сжал губы в нитку. — А ты давай там, возвращайся в свой прекрасный мир. К инстаграмщице своей силиконовой. Заждалась, небось.

— Вот только не надо, а! — тихо рыкнул Игорь. — Я из себя святошу не строю, сам знаю, что налажал. От нас всё равно никакого толку пока что, пусть поспит. Завтра утром вернусь. Привезу, что надо.

Девять лет назад

— Свет мой, зеркальце, скажи, — пропела Юлька, разглядывая себя в крошечном зеркальце, — кто прекрасней всех на свете?

— У тебя прыщ на ухе, — засмеялась Кристя, но та и бровью не повела, тоже улыбнулась:

— Мои прыщи — самые прекрасные прыщи на свете.

Подружки прыснули со смеху. Их было всего две, несмотря на то, сколькие набивались в подруги: рыжая Кристя и по-восточному смуглая Лилит. А в центре главным украшением сияла Юлька, с её глазами-звёздами и мягкой кошачьей улыбкой. Золотой троице завидовали, глядели вслед и страшно мечтали проникнуть в их внутренний круг. Лёгкие, как мотыльки, всегда беззаботно хохочущие, не переживающие даже перед экзаменами. Хотелось быть похожими на них, будто заговорённых от всякой пакости. Их не обдаст грязной водой из-под колёс машины; не отвалится каблук, застряв в решётке слива. А если неприятность будет всеобщей, как тропический ливень, внезапно разразившийся в прошлый вторник, то вынесут они её с высоко поднятой головой, хохоча и получая искреннее удовольствие от маленького приключения, нисколько не напоминая промокших куриц.

Они ходили по коридорам в обнимку, в столовой всегда сидели втроём, и все девчонки школы мечтали однажды оказаться той-самой-четвёртой, которой повезло. Внимание их обладало магическим свойством: однажды Юлька разлюбила холодные цвета и отдала целую