свалилась водородная бомба: все было таким мертвым, что казалось, листья не шумят и трава не колышется. Через полчаса я решила идти пешком до первого обитаемого места, стучаться во все двери и требовать убежища — надежда выбраться отсюда умирала, содрогаясь в чудовищной агонии.

Наконец, когда я уже сделала два с половиной шага в сторону, как мне казалось, большого города, откуда-то раздались дребезжание и шум. Выскочив на середину дороги, я замахала руками, потому что была готова ехать куда угодно — даже как жертва дорожного происшествия. На улицу, кряхтя и спотыкаясь, выбралась «тойота», которая была старше Кремлевской стены. Заметив меня, водитель так шарахнул по тормозам, что чуть не стукнулся носом о лобовое стекло. Несмотря на то, что он был далеко, ехал медленно и мог меня сбить, только если бы нарочно это задумал, я чувствовала себя виноватой и побежала, чтобы его утешить. Человек, выскочивший из машины, от возбуждения шевелил огромными черными усами, размахивал руками и страстно лопотал что-то с жутким акцентом. Общий смысл пылкой речи был в том, что он уже лет двадцать мечтает подвезти меня, что как только он меня увидел, педаль тормоза сама врезалась в пол, а если я откажусь с ним ехать, он повесится на ближайшем дереве и его старушка мать до самой смерти будет меня проклинать.

Что мне еще было делать?

Я предупредила, что заплачу сто рублей, забралась в салон, пахнувший мокрой псиной, и мы умчались в сторону страшного, темного леса. На всякий случай я постоянно курила, чтобы при опасности ткнуть его в глаз сигаретой, и держала наготове зажигалку, подпалить усы, но мой спаситель молчал, вцепившись в баранку, и я в конце концов расслабилась. Прикрыв глаза, я откинулась на сиденье. Прошло не больше минуты, как на моей коленке была его ладонь — даже сквозь джинсы чувствовалось, какая у него горячая и тяжелая рука.

— Что?! — заверещала я. — Как вы посмели? Остановите машину!!!

Шофер-маньяк, сверкая золотыми зубами, оправдывался:

— Да ты че? Да ладно, нэ волнуйся… Да я нэчайно… Болшэ нэ буду…

Я и не волновалась, у меня была истерика: размахивая зажигалкой, я грозилась спалить машину, колотила его по голове, высовывалась в окно и орала: «Помогите, пожар!» Вроде я его напугала: он остановился, хрустнув тормозами, перегнулся через меня, распахнул дверь и, напоследок крикнув: «Псэхопатка! пошла на хрэн, вот ты кто!», уехал. Вслед ему я злобно проворчала: «Извращенец, скотина, член с усами, козлиная рожа», но ему-то было все равно — он ехал прочь, а я стояла посреди конца света.

Справа был дремучий лес, слева — то ли стройка, то ли свалка.

Жуть.

С одной стороны, я по уши в дерьме, возле глухой чащобы, по которой наверняка шастают дикие звери и беглые убийцы. Хотя, с другой стороны, это даже хорошо: везет мне, как утопленнице, счастья в личной жизни не видать, как дырку от собственной задницы, я бездарная и толстая, а потому у меня есть последняя возможность извиниться перед человечеством за свое ничтожное существование — уйти в глубь этого тревожного леса и отдаться на съедение диким зверям.

«Это истерика, детка», — сказала я сама себе и ушла за кустик. Спряталась. Открыла сумку — курить захотелось. Внутри что-то звякнуло. Я вспомнила, как забрала остатки наливки, несмотря на то, что сначала оставила бутылку под лавкой. Но вернулась.

«Возможно, не все так плохо…» — подумала я и одним махом допила то, что могло поместиться, самое меньшее, в полутора стаканах.

Первые секунд десять все было как раньше, потом в животе взорвалось, полыхнуло — меня бросило в жар, спина вспотела, волосы зашевелились. Как будто изнутри поставили горчичники, а по голове шарахнули томом Большой советской энциклопедии.

Мне стало наплевать не то что на лес и горькую долю, а даже на то, если бы я сейчас встретила вооруженного до зубов чеченского террориста с отрубленной головой под мышкой. Пнув кустик ногой, я вернулась на дорогу, и тут из леса показалась машина. Автомобиль звенел музыкой и рассекал фарами темноту. Я дернула рукой — машина остановилась. В небе вспыхнула звезда, и я поняла — это моя, счастливая звезда и нужно ловить ее, пока я еще, хоть и с трудом, стою на ногах. Собрав в кучу обаяние и сексуальность, я протопала к окошку, наклонилась и произнесла:

— Млдойчелвк, до чиссых пудов не пордборстите?

— О-о! — посмотрел на меня млдойчелвк и распахнул дверь.

Я шлепнулась на сиденье и проснулась только, когда меня мучительно, непобедимо затошнило. Я стала хвататься за горло, другой рукой прикрывая рот. Водитель притормозил, вышел из машины, открыл дверь, выволок меня наружу, отвел на обочину и, бережно перегнув, наклонил над травой. Меня рвало так искренне и ясно, как бывает только после первого в жизни перепоя. Временами, правда, мерещилось, что я вижу собственный желудок, но с каждым спазмом мне становилось настолько легче, что, казалось, лучше оставить здесь селезенку, но избавиться от всего того, что мешает мне держать голову выше колен и рассмотреть, в конце концов, того, кто держит меня за талию.

Последний раз сплюнув, я разогнулась, вытирая рот подорожником. Рядом со мной стоял мужчина лет тридцати. Хорошо одетый — желтый летний свитер и джинсы, симпатичный, доброжелательный брюнет с короткой стрижкой. Некоторое время мы разглядывали друг друга, потом я спросила:

— Вы ангел?

Он хмыкнул.

— Да. Что будем делать? — поинтересовался он.

— Чистить зубы. — Я отковыряла языком с зуба какую-то гадость и поняла, что сделаю все ради зубной щетки и умывальника.

— Поехали. — Он сел в машину, и я серьезно задумалась над тем, не встретила ли я любовь всей своей жизни.

Машина вжикнула и плавно тронулась. Мы ехали через тот же мрачный лес, но теперь он казался сказочным и дивным: мне было тепло, хорошо и спокойно.

Я гадала: может ли быть так, что вот этот распрекрасный мужчина в хорошей машине не женат и уже почти влюблен в меня? Может ли он оказаться тем, о ком я мечтала, и мой ли тип брюнеты с правильными чертами лица, красными «фольксвагенами» (марку я подсмотрела на руле — там был фирменный знак) и полированными ногтями? Ничего против брюнетов такого рода я не имела, поэтому настроилась так, чтобы он почувствовал исходящие от меня сексуальные флюиды и душевое тепло. Главное, не дышать на него, потому что во рту с каждой секундой становилось все гаже.

— Меня зовут Андрей, — сказал он, включая радио.

— Меня Вера. Перейдем на «ты»? Мне совесть не позволяет «выкать» человеку, который видел, как меня тошнит.

— Перейдем… — задумчиво согласился он, выворачивая машину по извилинам дороги. Посмотрел на меня краем глаза. — О чем ты