кровать и натирала полы в той же галерее. Жу Си поражалась умелой дрессировке, перед сном размышляя, как Зеленый змей добился такой дисциплины: ударами бамбуковой палки по пяткам или чем страшнее?

Весна сменилась летом, влажным и холодным. Ливни затапливали выложенные камнем дорожки садов, вода ручьями стекала по загнутым концам крыш, спасающим деревянные своды Дворца от влаги.

Жу Си увидела хозяина лишь однажды. Она чихала, в горле саднило, руки вяло елозили тряпкой по полу. Шумел, разбиваясь о черепицу, дождь. Жу Си не сразу увидела высокую фигуру в зеленых одеждах под зонтом из промасленной бумаги. Лю Шэ просто стоял, рассматривая невысокую молодую сосну с тонким искривленным стволом. Жу Си застыла, рассматривая его. Она удивилась, не увидев ни рогов, ни хвоста, ни чешуи. И тут же одернула себя: она, может, и неграмотна, но не так глупа, чтобы верить в глупые россказни.

Стоило моргнуть, и наваждение исчезло. Сад пустовал, Зеленого змея в нем будто и не было. На следующий день Жу Си увидела мальчишку, копающегося в земле. Присмотревшись, она заметила, что ребенок играет с вылезшими на воздух дождевыми червями.

***

Насморк, рвущий горло кашель и жар в теле прошли, стоило окунуться в горьковатую дымку благовоний. Она заполнила весь павильон, Жу Си это напомнило заведения для аристократов Чжэцзяна, где плотной дымовой завесой кружил выдыхаемый опиум. Она работала там подавальщицей, и к концу дня голова шла кругом, а ночью преследовали странные бессвязные видения.

Зеленый змей сидел в объятиях целебного тумана. От него тоже мутилось в глазах и путались мысли. Жу Си видела искаженный миражом образ. Тонкое бледное запястье, выглядывающее из широкого рукава, когда Зеленый змей окунал кисть в тушь и выводил ровные линии иероглифов на бумаге. Высокий напряженный лоб. Сосредоточенный взгляд. Устало опущенные плечи. Казалось, ему до смерти надоело все на свете.

На его стол клали отчеты о делах Дворца, бесконечные ряды чисел, письма от родовитых кланов, сообщения о чьей-то кончине или прибавлении в семействе. Приглашения на свадьбы, похороны. Жу Си не могла прочитать, что пишет Зеленый змей. Но лицо его не меняло пустого, равнодушного выражения: и смерть и рождение он принимал одинаково.

Той ночью Жу Си слышит вопль из дальнего двора, и кровь в ее жилах застывает. Человек не может так кричать. Так отчаянно и безумно воет зверь со вспоротым брюхом, прежде чем испустить дух. Или человек, низведенный до животного состояния.

Жу Си приподнимается на локтях. Служанки спят, не притворяются, а действительно спят, и Жу Си передергивает от осознания, что прислуга во Дворце к этим крикам привыкла. Сама она лежит под одеялом с головой, задыхаясь и дрожа, вжимаясь ухом в подушку, чтобы заглушить звуки чужих страданий. Когда алые всполохи рассвета прорезают тьму, Жу Си покидает постель и с трудом натягивает ханьфу — тело мокрое от холодного пота.

Утром она видит служанку с синюшно-фиолетовым лицом в кровоподтеках. Губа разбита, под искривленным носом запеклась кровь. Ее видит и Зеленый змей. Молча он протягивает девушке золотой слиток, и та принимает его с поклоном. Руки у нее в глубоких кровавых бороздах от ногтей, как и у Змея. Жу Си впервые видит, чтобы слугам давали столько золота.

Господин платит за молчание.

Ночью ей снится Зеленый змей, отрезающий языки слугам и пришивающий на их место золотые.

***

— Я не видел тебя здесь раньше. — мальчишка, сын господина Лю Шэ, пригибается, чтобы заглянуть Жу Си в лицо.

Она бросает тряпку в ведро и встает на ноги.

— Я новенькая. — смиренно говорит Жу Си, хоть и живет под крышей Дворца Цзянья уже больше трех месяцев. С господскими детьми лучше не спорить, а еще лучше — избегать, это Жу Си извлекла из своего богатого опыта. Избавьте Небеса как от гнева господ, так и от их милости.

— Меня зовут Юю. Ты тоже не будешь со мной играть?

— А с вами никто не играет?

— Раньше мама всегда играла. Но теперь она не может.

Жу Си вспоминает душераздирающие вопли из дальнего двора, и по спине пробегает холодок.

— Ваша мать живет в дальнем дворе?

Мысленно Жу Си влепила себе несколько пощечин. Не ее это дело.

Но правда в том, что из других поместий, где она служила, ее выбрасывали не за халтурную работу. Правда в том, что она соврала, когда говорила, что не из любопытных.

— Нет, в дальнем дворе никто не живет, туда нельзя ходить. — отвечает Юю, хлопая длинными ресницами. Глаза — черные пруды, а рот — маленький, птичий. Так похож на Лю Шэ, но ни рогов, ни чешуи, ни хвоста.

Жу Си кольнула жалость к ребенку, растущему взаперти в окружении молчащих двигающихся статуй, отворачивающихся от него всякий раз, как он маленькими ручонками дернет подол в отчаянной просьбе обратить внимание. А его отец, похоже, жесток в постели. Иначе зачем ему платить избитой служанке, чтоб не сболтнула лишнего. И если изощряется так над женщинами, вряд ли милосерден к собственному сыну.

— Только недолго, мне еще коридоры и лестницы здесь мыть. — согласилась Жу Си.

Они запустили воздушного змея, тошнотворно-желтого, такого яркого, что на него смотреть больно. Змей раскинул крылья, покачался на волнах, а после спикировал в куст магнолий. Жу Си полезла доставать и переломала ветки. Юю завыл, слезы крупными каплями падали на дрожащий подбородок.

— Ма… ма… мамины любимые цветы! — разобрала Жу Си через невнятное бормотания и швырканье мокрым носом.

Жу Си пугливо озиралась, боясь, что кто-нибудь застанет ее в саду с ревущим господским сыном. Тогда палками по пяткам — самое мягкое, что ее ждет, учитывая наклонности хозяина Дворца.

— Она не будет ругать тебя слишком сильно. — уговаривала ребенка Жу Си, про себя добавляя: просто сломает бамбук о мой хребет, а тебе погрозит пальцем.

От ее слов Юю совсем скис. Надувшись, он заплакал уже беззвучно, заливая лицо соленой влагой. Жу Си не выдержала:

— Хорошо. Идем к твоей маме, скажем, что это я виновата.

Юю просунул свою ручонку в ладонь Жу Си и повел ее к восточному двору.

Там было молчаливо и пусто. В галереях гуляла тишина. Стрекозы танцевали над лотосовым прудом. Мерно покачивались понурые ветки плакучего кипариса.

Юю показал Жу Си просторные покои. На полу лежали причудливые тени, в воздухе витал запах запустения. Ни шлейфа духов, ни перезвона колокольчиков — ничто не выдавало жизни в простойной спальне с высоким потолком.

— Вот она. — Юю указал на нефритовый сосуд на сандаловом столе. — Моя мама.

Жу Си некоторое время тупо смотрела на вытянутый сосуд с широким горлом, накрытым крышечкой. Она ждала, когда жемчужную занавесь отодвинет