правда, у Виталика, мужа Катерины, убежали дрова, но не все, а только полкубометра. Зато на их место сразу прибежало три литра самогона. Катерина и глазом моргнуть не успела. И дня два потом им не моргала. Так он у нее заплыл…

К вечеру свежеет. На открытой веранде ставят самовар и пьют чай с мятой, малиной, яблоками, гречишным медом и огромным маковым рулетом. Комары чай не пьют, а жаль. Время к вечеру из вязкого и тягучего превращается в прозрачное и летучее. Не успеешь выкурить трубку, как на крыльце, в старом детском корыте с дождевой водой, начинают плескаться первые звезды. Детей уговаривают идти спать. Мишка и Васена кричат, что еще не выпили весь чай и не доели рулет, а Соня уже спит сидя, облизывая во сне измазанные медом губы. Становится совсем темно. Из своей будки вылезает собака Дуся и начинает бегать по двору, облаивая на ночь каждый его угол. После того как уберут со стола, хорошо взять привезенный из города свежий номер «Знамени» или «Нового мира», раскрыть на стихах, потом закрыть, свернуть в трубочку и с наслаждением бить им комаров или мух до тех пор, пока рука не отвалится или не позовут спать.

Бывают такие люди,

которым в очередь лучше не становиться. Нет, встать-то они, конечно, могут, но как только подойдут к прилавку, так на них все и кончится. Или останется не тот размер и цвет. Еще и вкус окажется отвратительным. Да хоть к обычному крану водопроводному подойдут, откроют — а в нем воды уже и нет. А тех, кто ее выпил, уж и след простыл. Ну да не о них речь. Теперь, слава богу, всего на прилавках полно — и нужного размера, и цвета, и свежее — только что с грядки. Но и сейчас этих несчастных либо продавец обвесит, либо кассир обсчитает. Теперь кассиры в супермаркетах такое могут в чек впечатать, что только диву даешься. Покупаешь ты, к примеру, буханку черного, кефир и чай в пакетиках, а насчитают тебе и осетрины с коньяком, и устриц, и алименты за три года, и черта в антикварной ступе красного дерева с перламутровыми инкрустациями за сумасшедшие деньги. И как ни проверяй — все у них сходится. Отдашь все деньги, что были с собой, заплачешь и уйдешь, чтоб очередь не нервировать. Которые умные — чек, не отходя от кассы, проверяют. Все в своем уме перемножат, вычтут, поделят и сразу к кассиру с кассационной жалобой. Ну, тот тоже не дурак. Охота ему была с ходячим калькулятором связываться. Без лишнего слова деньги тихонечко отдаст и сейчас же следующего примется обсчитывать.

Я обычно чеки не проверяю. Что толку расстраиваться? Считаю я в своем уме плохо, а чужим и подавно не умею пользоваться. Пока достанешь калькулятор, да нацепишь очки на нос, да сличишь все продукты со списком в чеке… Себе дороже. Вот и сегодня я все в пакет сложил, и чек уж собрался скомкать и выбросить, как вдруг вижу — сосиски мне пробили, которых я не брал. На целых пятьдесят рублей и восемнадцать копеек. Ну, думаю, хоть раз в жизни повезло. Сейчас, сейчас я им все докажу! Поквитаюсь за годы бессовестного обвеса и обсчета.

Подхожу к кассирше и протягиваю ей длинную ленту чека со словами: «Сосиски в студию или деньги на бочку!» Очередь одобрительно зашумела. Я заложил руку за отворот куртки, отставил ногу и сделался как Бонапарт, ожидающий ключей от московской недвижимости. Кассирша же, вместо того чтобы немедля отдать нажитое незаконными махинациями, покаяться и обещать, что это на сегодня в последний раз, стала рыться в пакете с купленными мною продуктами и проверять разные наклейки. Сличайте, говорю, сколько угодно — даже слепой увидит, что сосисок у меня нет! И действительно — сосисок не было видно даже сквозь запотевшие очки кассирши. Очередь зашумела еще одобрительнее. Тут кассирша вытащила какой-то сверток из моего пакета и, бросив: «Ждите, я сейчас вернусь», удалилась в сторону мясных прилавков. Ну, думаю, пусть только вернется, пусть. Я ей еще хрен покажу. Польский, в маленькой баночке. Я внезапно вспомнил, что на прилавке он был по пятнадцати рублей, а в чеке стояло двадцать.

Прошло пять минут приятного ожидания. Потом десять томительного. Очередь… Народ у нас нетерпеливый. Любит шуметь по всякому поводу. Еще через пять минут невыносимого ожидания кассирша пришла, села за кассу, открыла ящик с деньгами, вытащила оттуда ровно пятьдесят рублей и восемнадцать копеек, отдала мне, и я уже… но не тут-то было. «Мужчина, — сказала она, — вам неправильно наклеили сосисочный код на вашу буженину. Давайте рассчитываться — с вас еще сто двадцать рублей».

Мальчик лет десяти с тремя чупа-чупсами, стоявший за мной в очереди, дотронулся до моего рукава и тихо произнес: «Дядь, а дядь! Лучше бы вы сразу ушли»…

Уже потом, дома, выбрасывая этот чертов чек в мусорное ведро, я увидел, что вместо одной бутылки пива были пробиты две. А мог бы и не увидеть, если бы выбросил его сразу, еще в магазине. Да я всегда так и делал. И правильно делал!

Чай с персиковым вареньем

Утром в соседней лаборатории пили чай с персиковым вареньем. Я случайно зашел, и меня усадили. Болтали о разном. Женщины обсуждали какие-то свои дела, а мы с их начальником Славой и аспирантом Димой просто пили чай с персиковым вареньем и кексом. Ни с того ни с сего на женской половине зашел разговор о размерах бюста. У женщин так все затейливо: только что о консервировании болгарских перцев и новой диете, а потом р-раз — и… Нам-то что — мы как пили чай с вареньем, так и продолжаем его пить. Я вообще не понимаю, что тут обсуждать: или размер есть, или его нет. Третьего не дано. То есть если третий, то уже, конечно, можно и поговорить, а о втором и первом… Соседский начальник Слава вообще молчит — у него в подчинении его супруга работает. Ну так получилось. А у нее с этим делом… Но человек она замечательный и специалист отменный. Только вспыльчивая очень. А они, стало быть, рассуждают, что не в размере счастье, и если ты настоящий мужчина, то размер для тебя — просто плюнуть и растереть! И громче всех — начальникова жена. У Славика-то уж и плюнуть нечем, и растер он все по третьему разу, но… молчит. И вдруг супруга его, несмотря на такое молчание ягнят, говорит ему в сердцах: «Много ты понимаешь!» А у Славика в ответ на эти слова возьми да и выпади: «Когда много — я понимаю»… Тут я поперхнулся кексом и вышел в коридор откашляться, а аспирант Дима был так любезен, что вышел следом, чтобы постучать по моей спине…

Ничего хорошего

в мартовском зоопарке нет. Все грязно, облезло, вяло и линяло. Обнять и плакать, если преодолеть брезгливость. Не преодолел. Изнасиловал три часа, поприставал к десятку минут и