мягкое брюшко и повернула поудобнее. Аэропорт — это хорошая мысль, до Шереметьево езды час с небольшим, а оттуда весь мир открыт. Можно и в безвизовую страну, где всегда тепло и снег видели только по телевизору. И денег хватит, Черников прав, но не на всю жизнь. Все равно найдут, и очень скоро, так что какой смысл? Да и дело не только в этом.

— Я не поеду, — Рита гладила притихшего щенка, — почему я должна бегать от этих скотов? Я не воровка, я свое забрала, я живу по своим правилам. И никому их не навязываю, заметь. Мир меняется, так что пусть катятся со своими понятиями куда подальше. Война так война.

Черников сунул обломки регистратора и карту в карман, ткнулся лбом Рите в висок и так застыл. Она тоже не двигалась, закрыла глаза и чувствовала, что еще немного, и затопит слезами «ровер» по самую крышу.

— Я слышал, что женщина, чтобы оттаять сердцем, должна постоянно гладить животных, собак, кошек — неважно. Ритка, где ты так замерзла, кто тебя заморозил?

Рита запустила пальцы ему в волосы и прикусила губу, чтобы не заплакать.

— Потом расскажу. Погнали к ветеринару.

Минута, две — черная махина развернулась и покатила, набирая скорость, через лес на трассу, и дальше в город. Слезы отступили, сердце билось ровно, мысли больше не путались, и очень хотелось спать. Щенок повозился на коленях и затих, Рита положила руку ему на спинку и закрыла глаза. Черников курил в открытое окно, в машине приятно пахло дымком, мокрой травой и хвоей. «Да какая там война, — подумалось в полусне, — Гончарова нет, воевать некому». Но если все же начнется… Если деньги на твоей стороне, то неважно, кто против.