флота США с ревом разбежалась по взлетной полосе атолла Тиниан. Этот самолет не нес на своем борту ни бомб, ни каких-либо прочих орудий уничтожения — только двенадцать пар глаз. И все же именно на него вскоре ляжет доля ответственности за внезапную смерть более чем сотни тысяч гражданских людей.

Через тридцать минут с той же самой взлетной полосы тяжело поднимется в воздух другая «Сверхкрепость», отмеченная номером 82 на фюзеляже и буквой R в круге, нарисованной на вертикальном стабилизаторе. Под плексигласовым кокпитом самолета было выведено двойное имя матери первого пилота: «Энола Гэй». Этим первым пилотом был полковник ВВС США Пол У.Тиббетс, на борту этого самолета находилась бомба, большая бомба.

Перед тем как Тиббетс вместе со своей командой, состоявшей из двенадцати человек^[1], пошел на взлет, ему дали список четырех возможных целей, выбрать из них одну конкретную предстояло ему самому. Приказ, полученный Тиббетсом от генерала ВВС США Томаса Т. Ханди, звучал весьма необычно: « ...доставить специальную бомбу к цели, выбранной из соображений хороших погодных условий, и сбросить ее на одну из следующих целей: Кокура, Ниигата, Хиросима, Нагасаки...»

6 августа 1945 года в 07.42 утра, пересекая Тихий океан на высоте 26000 футов, Тиббетс получил от метеорологического наблюдателя с разведывательного самолета, того самого, который взлетел за 30 минут до «Энолы Гэй», шифрованное сообщение.

Одна из целей была закрыта облаками. В районе другой была ограниченная видимость. Но в одном из намеченных городов стояла ясная солнечная погода. Вот как выглядела шифрограмма, направившая огромный бомбардировщик к цели:

ОБЛАЧНОСТЬ МЕНЬШЕ ТРЕХ ДЕСЯТЫХ. РЕКОМЕНДАЦИЯ: bomb primary^[2].

Природа бросила кости и решила, какой город сегодня погибает.

Кодовое обозначение «BOMB PRIMARY» обозначало уничтожение Хиросимы.

В один солнечный сентябрьский день — мне было тогда восемь лет — отец пришел домой и сообщил мне: «Гитлер объявил войну».

Я знал о Гитлере все. Я видел Гитлера на Рингштрассе, когда он с триумфом въезжал в мою родную Вену. Но война? Я спросил: «Папа, а что такое война?»

С того далекого дня 1939 года я успел отлично узнать, что такое война. Сперва когда мы сидели, дрожа от страха, в угольном подвале и слушали разрывы бомб: англо-американские бомбардировщики сбрасывали свой груз на мой город, мой дом и мою семью, а затем — когда вся моя жизнь оказалась неразрывно связана с войной. Тридцать лет я мотался из одной горячей точки в другую, так что имел более чем достаточно возможностей близко узнать, к чему приводит идиотское безрассудство личностей, подобных Гитлеру.

Война — это битва и звон оружия, При всей своей полнейшей бессмысленности битва — самое сердце войны. Это некое наваждение, в котором каждый может поучаствовать и каждый участвует. Кто-то умирает, кто-то плачет. Другие вспоминают славные деньки. А есть еще и такие, кто все это планирует. Мне встречались люди, обуянные жаждой браной славы, люди, переставлявшие в большой песочнице оловянных солдатиков и бравшие штурмом картонные города. Затем они отправлялись на местность и отдавали приказы настоящим, живым солдатам. Не знаю уж, почему, но в реальной войне все непременно выходило иначе, чем в штабном песочном ящике.

История тому свидетельницей. Огромные, до зубов вооруженные орды терпели поражение из-за глупости и некомпетентности своих водителей. Война — это не фанфары, доблесть и слава, война — это смерть. Или, говоря словами Жоржа Клемансо, человека, который вывел Францию из ужасов Первой мировой войны, «Война — слишком важное дело, чтобы доверять ее генералам».

Некоторые хроникеры пытаются убедить нас, что битвы выигрываются, благодаря мудрости и отваге полководцев, каковые (в случае победы) удостаиваются у них высшего воинского звания «гений». Победитель у них «блестящий полководец», ну а побежденный, конечно же, нет. И все же не существует никакого тайного рецепта, как: завершить битву в свою пользу — кроме разве что одного: не наделай больше грубых ошибок, чем твой противник. А если отвлечься от этого обстоятельства, исход многих битв определился капризами погоды, плохой (или, наоборот, хорошей) разведкой, неожиданным личным героизмом или чьей-либо личной некомпетентностью, одним словом — непредсказуемыми обстоятельствами. У военных это явление известно как «решающий фактор».

Во многих случаях сценарий, прямо ведущий к катастрофе, был составлен задолго до написания самое пьесы. Военные хроники изобилуют тысячами примеров, однозначно доказывающих, что некомпетентность (по большей части) связана с недостатками не умственных способностей, но характера. Ослиное упрямство, заставляющее оценивать быстро меняющуюся ситуацию в узких рамках предвзятых идей, является одной из распространеннейших причин поражения. Раз за разом храбрых людей бросают в бессмысленные, заранее обреченные атаки. Приказы, отдаваемые не на основе ясного понимания ситуации, а по незнанию ее, из минутной прихоти, а то и попросту из желания личной славы. Прежде чем выступить в пустыню, навстречу сарацинским ордам султана Саладина, отважный Раймонд Триполитанский вопросил Гвидо Лузиньяна, короля франков: «Сир, задайте себе вопрос: “Почему я хочу дать эту битву? Делается это во славу моей страны — или во имя моей собственной славы?”»

Когда промышленник отдает предпочтение неудачной конструкции, он рискует тем, что его завод придется закрыть, и все рабочие останутся без работы. Если финансист глупо играет на бирже, он может потерять деньги, и свои, и своих инвесторов. Все это очень болезненно, но не смертельно. А вот если грубо ошибется военачальник, его ошибка превращается в катастрофу, оплаченную кровью и страданиями тысяч, а иногда и много большего количества людей.

Ну и затем всегда бывают неожиданности, обусловленные Божьим промыслом, к примеру — облако, закрывшее одну из целей и тем самым обрекшее другую на уничтожение. Удары судьбы вроде секретной военной карты, случайно попавшей в руки противника. Или — и здесь, пожалуй, вообще невозможны никакие прогнозы — то, как поведут себя под огнем измотанные, находящиеся на грани нервного срыва люди. Личная инициатива и героизм, проявленные не отважным, с саблей наголо, генералом, чью память увековечат затем бронзовым монументом, а никому не известным солдатом, без особых почестей похороненным в братской могиле.

Письменная история рассказывает нам, что случилось. Но каждый раз и в каждом случае есть причина — почему все случилось так, а не иначе. В этой книге я совсем не претендую на четкое и однозначное