ей дал; им отвечали: «шинди-гёрурсез» (скоро узнаете). И вот поэтому, когда я родился, мне дали это имя». — После этого он взял сааз и начал петь:
«В городе Халафе я пил мисирское вино, но бог мне дал крылья, и я прилетел сюда в три дня». Брат Куршуд-бека, человек малоумный, выхватил кинжал, воскликнув — «Ты лжешь! Как можно из Халафа приехать сюда в три дня?» «За что ж ты меня хочешь убить? — сказал Ашик. — Певцы обыкновенно со всех четырех сторон собираются в одно место; и я с вас ничего не беру; верьте мне или не верьте». — «Пускай продолжает», — сказал жених, и Ашик-Кериб запел снова: «Утренний намаз творил я в Арзиньянской долине, полуденный намаз в городе Арзруме; перед захождением солнца творил намаз в городе Карсе и вечерний намаз в Тифлисе. Аллах дал мне крылья, и я прилетел сюда; дай бог, чтоб я стал жертвою белого коня; он скакал быстро, как плясун по канату, с горы в ущелье, из ущелья на гору: Мевлян (господь наш) дал Ашику крылья, и он прилетел на свадьбу Магуль-Мегери». Тогда Магуль-Мегери, узнав его голос, бросила яд в одну сторону, а кинжал в другую. — «Так-то ты сдержала свою клятву? — сказала ее подруга. — Стало быть, сегодня ночью ты будешь женою Куршуд-бека?» — «Вы не узнали, а я узнала милый мне голос», — отвечала Магуль-Мегери, и, взяв ножницы, она прорезала чадру. Когда же посмотрела и точно узнала своего Ашик-Кериба, то вскрикнула и бросилась к нему на шею, и оба упали без чувств? — Брат Куршуд-бека бросился на них с кинжалом, намереваясь заколоть обоих, но Куршуд-бек остановил его, промолвив: «Успокойся и знай: что написано у человека на лбу при его рождении, того он не минует». Придя в чувство, Магуль-Мегери покраснела от стыда, закрыла лицо рукою и спряталась за чадру. «Теперь точно видно, что ты Ашик-Кериб, — сказал жених. — Но поведай, как же ты мог в такое короткое время проехать такое великое пространство?» — «В доказательство истины, — отвечал Ашик, — сабля моя перерубит камень; если же я лгу, то да будет шея моя тоньше волоса. Но лучше всего, приведите мне слепую, которая бы семь лет уже не видала свету божьего, и я возвращу ей зрение». — Сестра Ашик-Кериба, стоя в сенях у двери и услышав такую речь, побежала к матери. «Матушка! — закричала она. — Это точно брат, и точно твой сын, Ашик-Кериб», — и, взяв старуху под-руку? привела ее на пир свадебный. Тогда Ашик взял комок земли из-за пазухи, развел его водою и намазал матери глаза, примолвя: «Знайте все люди, как могущ и велик Хадерилиаз», — и мать его прозрела. После того никто не смел сомневаться в истине слов его, и Куршуд-бек уступил ему безмолвно прекрасную Магуль-Мегери. Тогда в радости Ашик-Кериб сказал ему: «Послушай, Куршуд-бек, я тебя утешу! сестра моя не хуже твоей прежней невесты; я богат, у ней будет не меньше серебра и золота; итак, возьми ее за себя — и будьте так же счастливы, как я с моей дорогою Магуль-Мегери».
Магуль-Мегери узнала своего Ашик-Кериба.
«В городе Халафе я пил мисирское вино, но бог мне дал крылья, и я прилетел сюда в три дня». Брат Куршуд-бека, человек малоумный, выхватил кинжал, воскликнув — «Ты лжешь! Как можно из Халафа приехать сюда в три дня?» «За что ж ты меня хочешь убить? — сказал Ашик. — Певцы обыкновенно со всех четырех сторон собираются в одно место; и я с вас ничего не беру; верьте мне или не верьте». — «Пускай продолжает», — сказал жених, и Ашик-Кериб запел снова: «Утренний намаз творил я в Арзиньянской долине, полуденный намаз в городе Арзруме; перед захождением солнца творил намаз в городе Карсе и вечерний намаз в Тифлисе. Аллах дал мне крылья, и я прилетел сюда; дай бог, чтоб я стал жертвою белого коня; он скакал быстро, как плясун по канату, с горы в ущелье, из ущелья на гору: Мевлян (господь наш) дал Ашику крылья, и он прилетел на свадьбу Магуль-Мегери». Тогда Магуль-Мегери, узнав его голос, бросила яд в одну сторону, а кинжал в другую. — «Так-то ты сдержала свою клятву? — сказала ее подруга. — Стало быть, сегодня ночью ты будешь женою Куршуд-бека?» — «Вы не узнали, а я узнала милый мне голос», — отвечала Магуль-Мегери, и, взяв ножницы, она прорезала чадру. Когда же посмотрела и точно узнала своего Ашик-Кериба, то вскрикнула и бросилась к нему на шею, и оба упали без чувств? — Брат Куршуд-бека бросился на них с кинжалом, намереваясь заколоть обоих, но Куршуд-бек остановил его, промолвив: «Успокойся и знай: что написано у человека на лбу при его рождении, того он не минует». Придя в чувство, Магуль-Мегери покраснела от стыда, закрыла лицо рукою и спряталась за чадру. «Теперь точно видно, что ты Ашик-Кериб, — сказал жених. — Но поведай, как же ты мог в такое короткое время проехать такое великое пространство?» — «В доказательство истины, — отвечал Ашик, — сабля моя перерубит камень; если же я лгу, то да будет шея моя тоньше волоса. Но лучше всего, приведите мне слепую, которая бы семь лет уже не видала свету божьего, и я возвращу ей зрение». — Сестра Ашик-Кериба, стоя в сенях у двери и услышав такую речь, побежала к матери. «Матушка! — закричала она. — Это точно брат, и точно твой сын, Ашик-Кериб», — и, взяв старуху под-руку? привела ее на пир свадебный. Тогда Ашик взял комок земли из-за пазухи, развел его водою и намазал матери глаза, примолвя: «Знайте все люди, как могущ и велик Хадерилиаз», — и мать его прозрела. После того никто не смел сомневаться в истине слов его, и Куршуд-бек уступил ему безмолвно прекрасную Магуль-Мегери. Тогда в радости Ашик-Кериб сказал ему: «Послушай, Куршуд-бек, я тебя утешу! сестра моя не хуже твоей прежней невесты; я богат, у ней будет не меньше серебра и золота; итак, возьми ее за себя — и будьте так же счастливы, как я с моей дорогою Магуль-Мегери».
