Екатерина Бурмистрова Снегурочка и Белогор

Давно это было. Жили в одной деревне старик со старухой и не было у них ни детей, ни внуков. Только Собака-Бояка и Кот-Трубохвост, а за избой огород — вот и всё хозяйство.

Как-то раз началась большая метель. Старик со старухой всю живность в избе спрятали, огород ветошью укутали, накрепко закрыли двери, ставни на крючок заперли. Пока все переделали, крепко умаялись.

Старуха вздыхает:

— Вот была бы у нас внучка, уж она бы нам была такая помощница! Сейчас бы пирожков напекла, полотна наткала, щей наварила, ставни закрыла, перины взбила.

— Молчала бы, уж старая, — ворчит старик, а сам про то же думает.

Поужинали они скромно и спать легли. Метель всё завывает, в двери бьется, в сенях ведрами стучит.

Собака-Бояка со страху под лавку забилась. А Кот-Трубохвост на печку забрался, в уголке спрятался и тихонько песенку завёл:

Старуха проснулась и спрашивает:

— Это кто поёт?

Собака-Бояка ей из-под лавки тут же отвечает:

— Это Кот-Трубохвост.

Старуха не поверила и заснула.

Кот подождал немного и опять поёт:

Тут старик проснулся и говорит:

— Кто про внучку пел?

Собака-Бояка ему отвечает:

— Да это же Кот-Трубохвост.

Удивился старик, да не поверил, тут сон его снова сморил.

Всю ночь выл ветер, стены ходуном ходили. Утром встали старик со старухой, а окна доверху снегом завалены, дверь и вовсе открыть не могут.

— Вот бы нам внучка сейчас пригодилась, — опять причитает старуха, — лопатой снег бы разбросала, полы подмела, зверей покормила, ветошь с огорода убрала, печь затопила, блинов напекла, самовар бы поставила. Сидели бы мы сейчас, чай втроем пили и на соседей из окна глядели.

Только сказала она эти слова, вдруг в окно стук раздался.

Удивились старики, кто же может стучать? Изба на краю села стоит, да все дорожки к дому засыпаны.

— Синица стучит, — говорит старик, — я ей летом сальца обещал.

Сидят, не открывают.

Тут стучат другой раз, сильнее.

Подошел старик к оконцу, подышал на заиндевевшее стекло, глянул да обомлел.

Стоит перед окном прямо в сугробе девица-красавица. Сама высокая, белоликая, серебряные толстые косы почти до земли, глаза синие как звезды. На ней боярская душегрея с сарафаном, жемчугом расшитые, соболья шапочка, а ручки держит в муфте.

Тут и старуха увидала красавицу и руками всплеснула:

— Да это же нам метель внучку принесла!

Тут взялись они дверь откапывать, и так скоро у них работа заладилась, что еще солнце не поднялось, а уже и избу от снега вокруг расчистили, и печь затоплена, и самовар на столе.

И сидят старик со старухой, чай пьют, а рядом на лавке девица-красавица рассказывает про себя.

— Звать меня Снегурочкою, я ваша внучка, а принесли вам меня северные ветры, соткали из снега, льда и изморози.

Старики Снегурочке чай подливают, а она ни в какую, только сбитень холодный и пьет, который старик ей из погреба принес. И все ей как будто жарко, словно лето на дворе.

— Ох у вас и натоплено, — приговаривает девица, а сама на сбитень дует и он сверху льдинками покрывается.

— Зазябла в пути-то небось, внученька, — говорит старуха, — пододвигайся к печке, милая. Завтра мы с тобой с утра пораньше встанем, я тебя научу и печь растапливать, воды из колодца принесем и стряпаться будем: щи сварим, блинов да расстегаев наделаем, а как вечер наступит, мы лучину зажжем да ткать рубахи с тобой будем.

Тут Снегурочка встала, сапожком топнула, глаза у нее как звезды засветились, и молвит:

— Не для того я вместе с северными ветрами летела, не для того через темноту и холод вместе с вихрями снежными до вас добиралась, не для того меня ткали изо льда, снега и изморози, чтобы печь растапливать да расстегаи стряпать.

Старик на старуху руками замахал:

— Что ж ты старая, пугаешь девицу, она только-только к нам прилепилась.

А Кот-Трубохвост знай себе распевает песенки:

Старик ногами затопал:

— Да кто у меня в избе все время поет?

Хотела было Собака-Бояка сказать, но испугалась и передумала.

Так и начали они жить по-новому. А вернее сказать, по-старому. Только хлопот у старика со старухой прибавилось.

Раньше ведь как? Встанет старуха, маленько приберется, старик воды из колодца принесет, поедят щей, да и хорошо.

А Снегурочка свои порядки завела.

С утра пораньше ей ставни открывай во всем доме — чтобы был дневной свет. Она в зеркальце смотрится и на красу свою любуется. Потом зеркальце в шкафчик убирает и велит заносить в горницу свежую водицу. Когда ведро, а когда два — ванну набирает. Как умоется, косы заплетет серебряными лентами, просит подавать свежую рубаху, и чтобы она с мороза скрипела. Оденется, снежными румянами себя обмахнет, велит сапожки до блеска чистить. Пока старуха ей к платьям жемчуг пришивает, старик маслице у соседей просит на сапожки. Дегтем-то такую красоту жалко тереть.

Как всё готово, провожают Снегурочку до ворот. Иначе как же ей самой из муфточки руки доставать, дверь тяжелую открывать? Встает она на крылечко, а там уже народ высыпал — ждет ее выхода. Ребятня на плетне висит, кто-то и на дерево рядом взобрался.

Старик уже сколько раз плетень чинил, ветки обломанные подвязывал, да толку…

Выходит Снегурочка на улицу и гуляет до вечера. Песни удивительные поет, протяжные, без слов как-будто. Идет, а вслед за ней деревья снегом покрываются, лужи леденеют. Дойдет до края села — и обратно. Улица короткая, а день долгий — много раз обойти все село успеет.

Подходит Снегурочка к каждому дому, стучит в ворота и подружек вызывает гулять:

— Уж вы идите ко мне, милые девицы, я вам расскажу про ледяные просторы и поля искристые, про грозы зимние в облаках, через которые я к вам летела.

Сперва ходили с ней девицы, да только разговоры у них не ладятся — Снегурочка только и говорит, что о льдистых снегах, далеких звездах да молниях лиловых. Собственным хозяйством не интересуется, помочь ее не зазовешь, шапочку мерить подружкам не дает. А в гостях не ест, не пьет, просит что похолоднее.

Да и парням Снегурочка казалась слишком бледной и квелой. Веселых песенок не поет, не пляшет, над частушками не хохочет, будто хворая. На гуляниях ее не видно — то жарко ей, то скучно.