волнением от предстоящего пути назад. — Плохо.

На самом деле, все происходящее — плохо. Главная русалка вьется в небольшом пространстве, заполненным водой, словно юла, бьется руками в прозрачные стены и дергает рвано хвостом из стороны в сторону. Это напоминает злого кота, готового броситься на человека, что заставляет Тома показать слабую улыбку, ни капельки не снимающую его напряжения. Глаза у королевы пустые и гнилые, словно отражение внешности, они впериваются в того, кто лишил их свободы, мрачными искрами разлетаются в стороны и прожигают дыру в оголенном бледном торсе.

Русалка шипит о мести, ее последовательницы скорбными голосами тянут протяжную песнь — пока еще тихую и невнятную, Том бросает Лестрейнджу и Эйвери, чтобы укрепили защитные чары, а сам направляется в сторону кают, желая сменить одежду на сухую и окатить себя теплой водой. Зубы стучат на холодном ветру палубы, он быстрыми шагами пересекает расстояние и скрывается за тяжелой дверью, захлопывая ее и не оборачиваясь на русалку, оставляя друзей готовиться к отплытию.

Одиночество пропитанных теплом комнат обволакивает его и завлекает в приятные объятия, он позволяет себе ненадолго расслабиться, вставая под иголочные струи и закрывая глаза. Под дрожащими веками вырисовываются подводные образы, царапины, оставленные хвостом королевы, покрытым жесткими блестящими на свету чешуйками, болезненными кровавыми вмятинами шипят на спине. Он заводит руку с палочкой себе за голову и взмахивает ею, призывая колбу с лечебным зельем и заставляя содержимое растереться по болезненным местам. Том морщится от боли и отплевывается от воды, попадающей на радужки и оседающей на длинных ресницах, качает головой и на несколько секунд вслушивается в звуки на судне, но не различает ничего, спокойно протираясь полотенцем и натягивая готовую одежду.

Сухая и мягкая, она удобно ложится на его тело, антрацитовые глаза устремляются на свое отражение и вглядываются в белоснежные идеальные черты. Он — живое произведение искусства, наполненный вдохновением мазок художника на холсте.

Только вот, песнь русалок больше не различима.

— Вы там сдохли что ли? — шутливо и громко бросает он, не слыша обычной ругани вальпургиевых рыцарей, давя в себе непривычный ком предчувствия плохих последствий. Быстро взбегает по лестнице, рукой встряхивая все еще мокрые волосы и плечом толкая дверь. Тишина. Молчание заполняет внутренности и горьким песком оседает на зубах, Риддл дергает челюстями и недоуменно оглядывается вокруг.

Спокойствие. Почти опустившаяся на окружающее пространство тьма. Не зажженный почему-то свет на судне.

— Эй!

Вновь никто не отзывается. Том громко сглатывает и удобнее перехватывает палочку, напряженный взор скользит по окружающему пространству, слух заостряется. Чавканье. Он слышит приглушенное чавканье и беззвучно делает несколько шагов в сторону носа палубы, краем глаза подмечая разноцветные переливы хвостов русалок в мягких и таящих многочисленных чудищ водах.

Никого.

Королева исчезла из своей клетки.

Еще несколько болезненных в ожидании шагов, Том дергает головой, стараясь выкинуть тяжелую заполняющую его тишину. Не выходит. Она затмевает сознание и пропитывает внутренности, она медленно уничтожает его. Хуже пения русалок в первую их ночь здесь, когда неопытные молодые волшебники еле сдерживали себя, чтобы ослепленно не кинуться за борт им на счастье.

Намного-намного хуже.

Он медленно погружается в пучину вод, перед глазами у него безумными вспышками прокручивается лицо королевы, искаженное в оскале и приближенное к его шее, чтобы разорвать ее острыми клыками. Точно такие же сейчас испачканы кровью безжизненных соратников, друзей, зрачки которых отравлены мелодичной песней, а душа проклята вечным скитанием по этим водам.

Они свалены в кучу, кровь льется струями и перемешивается с длинным мокрым следом, оставленным хвостом русалки. Она склоняет голову к плечу, разглядывая Риддла, замершего напротив без сил даже на то, чтобы пошевелиться, и завороженно смотрящего на темные волосы, облепившие ее бледное, покрытое многочисленными шрамами, лицо.

Он пропал, потому что сама королева медленно затягивает мотив его похоронной песни.

========== Дети патрона. Том Риддл; Дельфини ==========

Волосы ее крашенные серебром спадают на хрупкие плечи, в черных глазах отражается смерть бытия его. Вечная скука прячется в бледности его змеиного тела, Волдеморт языком очерчивает бледные губы, когда замечает открывающиеся двери в его личную тюрьму. Британцы, трусливыми крысами переправившие его бессмертное и бессознательное тело в Нурменгард — проклятую тюрьму проклятых волшебников, сейчас со спокойствием продолжают жить, стараясь подавить нанесенные им психологические травмы, пока их главный враг, все еще живой, все еще непобедимый, замирает тенью у стены темницы павших лидеров и истинных злодеев, чья кровь черными вязкими каплями спадает на холодную плитку запертых в ней безумцев.

Он в тюрьме, словно заяц в капкане, посадивший иссохшую пародию на труп Гриндевальда на стул напротив себя, уступив единственное сидячее место, Волдеморт обнажает кровожадную улыбку и поднимает сверкающий в темноте взгляд узких зрачков на дочь. Сторонницу.

Золото крови ее течет по тонким венам, волнистость волос омывает бледный овал лица — его младая женская копия с аккуратными чертами, острыми коленями, не прикрытыми тканью высокой черной юбки, глядит насмешливо, каблуками стуча по полу, каждым шагом забивая гвозди в гроб его самообладания. Палочка, отданная охранникам, смесь ее магии и специального нутра, Волдеморт почти не вглядывается в копию своих черт, склоняет голову к плечу и прикрывает дрожащие веки. От нее еле слышно несет смертью и жестокостью.

— У вас, отец, изнеможденный вид, — с заметной в высоком голоске издевкой произносит она, носом прислоняясь к прутьям и вставая на цыпочки, чтобы заглянуть в окошко на двери. Темный Лорд с отобранным статусом с легкостью представляет очертания ее тела, дорогой бархат мантии на воробьиных плечах. Отпечаток общества, в котором она росла и чьи идеалы впитывала, замирает невидимой печатью на ее коже. Девочка сливок на дне белоснежной фарфоровой чашки, голубизна происхождения и мрак проданной наставнику души, она разбавляет тоску его времени блестящим пятном. — Патрон все еще выглядит намного