курсах полгода. Я местный, мама у меня здесь, – рассказывал Треножкин после поверки. Они сидели в канцелярии вдвоем, и младший лейтенант с уважением и даже с какой-то робостью поглядывал на Дьяконского. – Это у вас за ранение нашивки, не правда ли? Вы немецкие танки видели? Говорят, очень сложно справиться с ними. А ведь вы танк подбили, верно?

– Кто вам сказал?

– Товарищ старшина роты.

– Ну, если товарищ старшина – тогда точно, – улыбнулся Виктор, глядя на нежное лицо Треножкина, на его тронутые чернотой зубы. Подумал с жалостью: «Мальчик примерный был, мама его лелеяла. Сладким кормила… Золотухой болел, наверно… Сапоги сорок третьего размера дали, а обменять постеснялся… Надо Вышкварцеву сказать…»

– Комвзвод, вы в какой институт собирались?

– Учиться? – у Треножкина зарделись щеки. – Понимаете, математика мне дается легко. У меня папа бухгалтер был и брат тоже… Своего рода семейная традиция… А получилось, видите, что? – развел он руками. – Я тут за месяц на четыре кило похудел. Мама ужасается – такой вид…

– Ничего, – успокоил Виктор. – Вид, как огурчик, бывает хуже.

– Огурчик, – грустно согласился Треножкин. – Зеленый и весь в прыщах. По утрам еле-еле встаю… Рад, что вы приехали, теперь легче будет вдвоем, правда?

– Точно, комвзвод. А сейчас пора мне койку осваивать. Разрешите идти?

– Да, да, идите, пожалуйста. Спокойной ночи.

Лежа на твердом соломенном тюфяке, Виктор думал, что в бою с таким взводным хватишь горя. На фронт могут отправить в любой день. Хорошо, если люди успеют схватить главное: научатся стрелять, окапываться, маскироваться. И еще – надо привить им веру в свое оружие и в самих себя. Чтобы поняли: ты сидишь в окопе с винтовкой и гранатой. Справа и слева товарищи. В окопе тебя не достанет ни пуля, ни снаряд, разве только случайные. Сиди и стреляй спокойно: убьешь фашиста, сам останешься цел. Побежишь – погибнешь. Лицом к врагу ты солдат, а спиной – мишень.

На новом месте Виктор уснул не скоро. А наутро чуть не проспал подъем – разленился в госпитале. Вскочил вместе с бойцами и сразу в строй: повел взвод на физзарядку.

Нудный и нескончаемый потянулся день, заполненный занятиями. С утра – тактика. Шесть часов в поле. На обед – жидкие щи да сухая, дерущая горло ячменная каша. После короткого отдыха еще три часа топтались на плацу, отрабатывали повороты в строю и на месте, отдание чести. Бойцы цепочкой проходили мимо старшего сержанта, козыряли старательно и неумело.

Вечером Дьяконского сменил отдохнувший Треножкин. А Виктор, забравшись в каптерку, лег на кровать старшины.

– Что, приятель? – похохатывал Вышкварцев. – Умеют здесь жилы выматывать? Здоровые едва тянут, не то что после госпиталя. Такая установка, чтобы люди сами на фронт рвались. Хоть к черту в пекло, только подальше отсюда. Но и мы не лыком шиты. Ротный наш – мужик штатский, службы не знает. Для него устав – талмуд и евангелие. Этому очки нетрудно втереть. Он на фронт с нами поедет, особенно не придирается. А командир батальона – зверюга. Рожа – во! В один прием не обложишь. Кадровый тыловик. С самого начала тут окопался и давит на всю железку. Семь очередей подготовил. Все с высокими показателями и досрочно. Его ценят. А фронтовиков он опасается, нас жевать трудно.

– Ладно, – сказал Виктор. – Комбат далеко, а мы сами собой.

На следующий день, когда отрабатывали тему «Взвод в наступлении», Дьяконский предложил Треножкину отвести бойцов подальше в лес. Разыскали поляну в густом ельнике, развели костры. Нарубили лопатами лапника, сели к огню. Это было какое-то разнообразие, и люди сразу повеселели.

– Товарищ старший сержант, – негромко сказал один из командиров отделений. – Тут до совхоза рукой подать. Баба у меня знакомая… Картошки бы…

– Давай! – разрешил Виктор.

Младший лейтенант был удивлен, но молчал. С мальчишеским любопытством поглядывал на своего помощника: что дальше? Виктору положительно нравился этот паренек, не выпячивавший свое командирское «я».

– Разрешите начать занятие? – обратился к нему Дьяконский.

– Пожалуйста, пожалуйста, – закивал тот.

– А ну, ближе, товарищи, – позвал Виктор. – Садись, на чем стоишь. Сегодня смотрели мы с младшим лейтенантом, как перебегать учитесь. В общем – правильно. Однако один прием выполняете плохо. А прием важный. Без него на фронте пропадешь. Ты перебежал и лег. А немец видит, куда ты упал, и бьет по этому месту. Ты лег за куст – бьет по кусту. За кочку – лупит по кочке. И попадает наверняка. Поэтому, как упал – сразу отползи. Хоть вправо, хоть влево, но отползи метра на три.

Виктор вскочил и сделал на поляне несколько перебежек. Возвратился к костру, отряхивая с шинели снег.

– Видели? Теперь сами. Командиры отделений, пропускайте по одному. Остальные смотрят и поправляют.

Занятия пошли веселей. На глазах у всего взвода люди старались. Особенно молодые ребята. Расшалились, толкали друг друга. Виктор не мешал им: в казарме не часто приходилось смеяться.

Вскоре командир отделения принес ведро картошки и кулек крупной грязной соли. Виктор попросил у Треножкина разрешения сделать перерыв. Принялись печь картошку в золе. У некоторых бойцов были сухари и хлеб: разделили на всех – по маленькому кусочку. Виктор думал, хватит ли у младшего лейтенанта такта, чтобы взять свою порцию, не обидеть людей? Треножкин чуть поколебался, но взял четверть сухаря и две картошки.

–Товарищ командыр, – робко обратился к Дьяконскому круглолицый красноармеец-татарин в большой шапке. – Товарищ командыр, немца плен брал?

– Приходилось.

– Больно страшно?

– Все страшно, – Виктор обвел взглядом притихших бойцов. – Только ведь страх преодолеть можно. И не забывай, что немец тоже смерти боится.

– А какие они, немцы-то? – спросили сзади. – Здоровые?

– Всякие есть: и молодые, и старые, и помельче, и покрупней. Но обучены хорошо, – прищурился Виктор. – У них солдат как упал при перебежке, так сразу в сторону отползет. На мушку его взять нелегко.

– Помкомвзвод в одну точку бьет! – засмеялся кто-то.

В казарму возвращались затемно. Взвод шел хорошо, бодро, не сбиваясь с ноги. Младший лейтенант, приотстав, сказал Виктору:

– Легко у вас это. А у меня не получается так…

– Я же и сам недавно рядовым был. Думаю, мы сработаемся и все пойдет нормально.

– Конечно, конечно! – воскликнул Треножкин. – Обязательно сработаемся! У меня сегодня даже какая-то уверенность появилась.

– Будем считать, что нам повезло. И вам, и мне, – усмехнулся Дьяконский.

* * *

Снимая телефонную трубку, Прохор Севастьянович не надеялся, что ему ответят. Был слух, что Ватутин сейчас на Северо-Западном фронте. Жена с