- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (169) »
Микола Олейник ПРОЛОГ
КНИГА ПЕРВАЯ ТУДА, ГДЕ БОЙ
Часть первая
I
Проселочной дорогой, по колоти, брели четверо. Двое впереди и двое позади. Передние были в яловых сапогах, густо припорошенных пылью, в поношенных пиджаках и широких, навыпуск, штанах из домотканого полотна; блеклые, утратившие свой прежний вид фуражки свидетельствовали о принадлежности к ведомству, но к какому именно, определить было трудно; под мышками несли небольшие, наспех связанные узелки. Шедшие на некотором расстоянии были конвойные. Один — сотский, другой — крестьянин в простой, но добротной одежде. Путники, видимо, прошагали немало верст и теперь устало передвигали ноги. Разговаривать им уже не хотелось или было не о чем, все же изредка они перебрасывались словами. — А сапоги-то у них ничего, — обратился к своему напарнику крестьянин, — видать, неношеные. — Говорю же тебе, никакие это не пильщики, прикидываются ими, — вполголоса ответил сотский. — Пропагаторы они. Очень может даже из господ. — Еще чего! — Вот те и «чего». Нынче так повелось — с мужиком быть запанибрата, в народ ходить. Мужик, ясное дело, не пойдет, куда ему, темному, а эти, — он кивнул в сторону арестантов, — или скубенты, или из чиновных. Говорят, отставные офицеры среди них случаются. А кто они? Из господ, ясное дело. Конвойные умолкли. Прошли еще несколько десятков шагов, и сотский, толкнув локтем своего напарника, так же тихо продолжал: — Нет, ты посмотри: похожи они на мужика или хотя бы на ремесленника? — Одежкой-то вроде похожи. — Одежкой. А ты копни глубже, послушай, об чем они да по-каковски судачат. — Не приводилось. — Будто не слыхал, что нынче в селах творится. — А что? — Мужики бунтуют, грозятся землю у господ отобрать. Крестьянин резко остановился. — Вот-те крест святой — не слыхал. — Ну и простофиля! — все более возбуждался сотский. — Ты, может, не слышал и того, что андрюшенский помещик Ярцев чуть ли не задаром землю свою крестьянам отдал? — Про Ярцева слышал. В позапрошлую неделю в Торжке на ярмарке говорили. — В позапрошлую. Этак ты и конец света прозеваешь, — засмеялся сотский. — Ну, уж это меня не минует, — ответил крестьянин. — Откуда же оно все идет, не пойму? — Чего не поймешь? — Да того, что ты говоришь... Бунты, Ярцев... — Все от них, — кивнул на шагавших впереди. — От пропагаторов. Ходят по селам, кому книжечку подсунут, кому слово скажут. В Алексейкове, говорят, читали о какой-то такой земле, где все живут как в раю. И царь у них выборный, ну, к примеру, как наш староста... И еще слух идет, будто наши мужики много податей платят, и повинности всякие их заедают, и, стало быть, у них потому мало земли, что вся она кругом господская. — Дела-а... Солнце клонилось к закату, длиннее стелились по земле тени от деревьев, а дороге не было видно конца. — Долго нам еще брести по этой колоти? — обратился к конвойным один из передних, широкоплечий, среднего роста крепыш. — Ступай, ступай, — ответил сотский. — Ваше дело шагать. — Но ведь мы не арестанты. — Раз под конвоем, значит арестанты. И разговаривать с вами не велено. — Не торопитесь, господин сотский, еще неизвестно, кто из нас окажется в арестантах. — Скупо улыбнувшись, крепыш многозначительно посмотрел на конвоира, поправил узелок, то и дело выползавший у него из-под руки. — Оставь, Сергей, — сказал вполголоса шедший рядом с ним молодой человек чуть повыше ростом. — Зачем злить? — Да мы разве что? — уже миролюбивее произнес сотский. — Велено доставить к волостному — и крышка. Там пусть разбираются. Мы — служба. — Эх, служба, служба! — сокрушенно проговорил тот, которого назвали Сергеем. — А все-таки скоро передышка будет, а? В его тоне не чувствовалось резкости, скорее приязнь, и конвойные смягчились, расстояние между ними и арестантами заметно сократилось. — Как только доберемся до ближайшей деревни, — ответил сотский, — так и отдохнем. А что, притомились? — Еще бы. Верст двадцать, поди, отмахали. — Двадцать с гаком. Сразу видно, что пешком мало ходите, сапоги-то у вас совсем не истоптаны. Как же это вам так удается? В одном месте пилите или... — Всяко бывает, — перебил его Сергей. — А ходим мы больше в лаптях, потому и сапоги целые. Вот так, — подмигнул сотскому и рассмеялся. Конвойные переглянулись, подобие улыбки искривило их рты. — Это правда, что вы пропагаторы? Вопрос прозвучал неожиданно. В нем не чувствовалось ни провокации, ни сугубо служебного, официального тона. — Конечно, правда. — Не мели глупостей, — прервал Сергея приятель. — Почему же? Если считают нас такими... Только как это понимать? — Сергей даже остановился, повернулся к конвойным. — Разговаривать с нами не велено, а вы... — Идем, идем, — вмешался его товарищ. — Из этих шуток добра не будет. Миновали лесок, и за густой порослью елок, орешника и осинника показалось село, лежавшее в разлогой балке. — Вот здесь, кажись, и заночуем, — проговорил сразу оживившийся сотский. Село тянулось вдоль долины, серело потрескавшимися от времени тесовыми кровлями. Кое-где над хатами из труб вились дымки и таяли в холодной осенней синеве. Возле крайних дворов было безлюдно, пусто, за изгородью отлеживалась скотина, лениво побрехивали на путников собаки, зато дальше по улице — очевидно, в центре — толпился люд. Похоже, там было гулянье. — Какой, кстати, сегодня день? — спросил Сергея товарищ. — Не воскресенье ли? — ответил тот, отсчитывая в уме дни. — Так и есть — воскресенье. Их, конвоиров и арестантов, праздничная толпа уже заметила, притихла и с любопытством поджидала. — Присядьте-ка вон там, — указал сотский на лежавшие у плетня бревна, и задержанные свернули в сторонку, утомленно сели на старые, покрывшиеся мхом колоды, с удовольствием вытягивали гудевшие от усталости ноги, распрямляли плечи, пристально смотрели на крестьян. Те быстро оживились, окружили конвоиров, расспрашивали их о чем-то, в чем-то убеждали. Конвоиры отнекивались, жестикулировали, громко говорили с обступившими их людьми до тех пор, пока из ворот не вышел плотный, по-праздничному одетый человек. — Что тут за оказия? Кто такие? Откуда и куда? — нарочито громко обратился он к неизвестным. Крестьянин явно был подвыпивший, а точнее сказать — пьян, как, впрочем, и все остальные. Он часто переступал с ноги на ногу, лицо его было не в меру красным, почти бурякового цвета, и слушал он сотского не очень внимательно, только так, для порядка.
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (169) »