В море кремень Вейнемейнена тотчас обратился в громадный подводный камень, который стеной растянулся в нем поперек дна. На эту-то каменную стену со всего разбега налетел корабль Лоухи и ударился о нее с необычайной силой… Все затрещало в нем, заколебалось: посыпались снасти, полетели в сторону крепкие балки и гибкие доски, свалилась в воду тяжелая мачта, и, печально повиснув, заполоскались в воде широкие паруса. Как пасть, разинулся на самой середине судна широкий пролом, в который, пенясь и шумя, стали вливаться бурные волны. Видит Лоухи — дело плохо, починить судно нет возможности.

Вот что придумала она: обернулась громадным орлом, посадила к себе своих людей на каждое крыло по сотне, на хвост целых две, да на спину тысячу и взвилась, полетела по поднебесью. Летит она, одним крылом облака зацепляет, другим волны бороздит, наконец завидела и хитрых похитителей Сампо. Вот еще раз взмахнула она широкими крылами и стала опускаться на их маленькое суденышко. А они уж давно ее видели, давно страшились того чудовищного образа, который приняла на себя злая ведьма. И каждый из них приготовился к битве, каждый решился защищать Сампо до последней капли крови, потому что вместе с ними вез в отчизну свою счастье и довольство, урожай и вёдро.

— Ты и теперь еще не хочешь поделиться с нами своим сокровищем, старая Лоухи? — закричал Вейнемейнен.

— Зачем мне делиться с вами, когда оно мне и без того целиком достанется. Ты потому заговорил со мной о разделе, что опасаешься теперь, несчастный, за свою участь, — отвечал с насмешкой орел мудрому певцу финнов и вдруг, ухватившись за мачту одной из своих лап, другой вцепился в бесценное Сампо. От страшной тяжести, давившей на мачту, судно Вейнемейнена наклонилось набок, черпнуло воды — все на нем переполошились, заметались в разные стороны, Ильмаринен взобрался на самую высокую часть ладьи и стал горячо молиться всемогущему Укко, чтобы он спас его жизнь и среди битвы, и среди пучины…

Видит мудрый певец Вейнемейнен, что грозит им всем опасность неминучая, видит, что ему самому следует больше всех биться с ведьмой за Сампо, потому что в нем одном больше силы и мужества, чем во всех остальных его спутниках. В ту минуту, когда чудовищный орел хватался уже хищной лапой за Сампо и, приподняв его со дна ладьи, собирался унести, Вейнемейнен вдруг сорвал с петель руль, вырубленный из целой столетней сосны, и что есть мочи ударил им орла по лапе… Переломилась пополам от удара сильная лапа, закричал зычным голосом орел, замахал крыльями, и посыпались с крыльев и со спины в воду воины злой Лоухи. Да только та беда, что как лапа-то переломилась у орла, то с ней вместе упало в воду и Сампо; разбилось оно, рассыпалось на множество больших и малых кусочков — сама крышка его распалась надвое! Те куски Сампо, что были покрупнее, тотчас пошли ко дну на поживу веселым водяным и русалкам, а те, что помельче, понесло ветром к берегам Калевалы. Всплакалась злая ведьма Лоухи, увидав, что взять ей нечего, что сама понапрасну сгубила свое прежнее довольство и счастье, что приходится с пустыми руками возвращаться в холодную Пойолу! И полетела она обратно на Север… А ладья с удалыми похитителями Сампо, счастливо избегнув опасности, как птичка, понеслась к родным берегам.

Вейнемейнен, высадившись на берег, долго собирал прибитые к нему ветром остатки Сампо и бережно сложил их в одном уютном и теплом местечке. С той поры разбогатели финны и хлебом всякого рода, и пивом, и всеми благами жизни, а лапландцы, напротив, только с той поры стали такими бедняками, какими мы их застаем в настоящую минуту. С той же самой поры и на дне моря завелось то неистощимое богатство, которое всегда неотъемлемо останется его собственностью, пока будет на земле волноваться море, а над землей — светить яркое солнце.

Кончил Вейнемейнен свое трудное дело, исполнил все, что мог исполнить для блага своей отчизны. И снарядил он себе вскоре медное судно, разукрасил его чистым золотом, оснастил дорогими снастями, потом, научив людей делать гусли из березового дерева, сел в свое новое судно и, простившись со всеми, навсегда уехал из Калевалы…

Куда же отправился он? Говорят, будто на самый край света — туда, где земля с небом сходится, так что до неба и рукой достать не трудно. Говорят, будто он там еще и теперь живет припеваючи…

Ну, вот и конец моей песне! Пора помолчать и мне! Недаром часто слыхал я, как говаривали старые люди: «Водопад не разом выливается, и певец хороший не разом выпевается!»

Пора мне опять смотать мои песни в клубок, пора их спрятать в тесный амбар, под крепкий костяной замок, чтоб им было не выйти оттуда, пока сердцу не захочется вновь услышать песни, пока зубы не пропустят их, пока губы не откроются. Не люба пришлась вам моя песня, не прогневайтесь на меня, певца простого, неученого: я ведь только дорогу указал другим, только тропиночку проложил. А кто меня поученее да в песнях-то поискуснее, тот и ступай по этой тропиночке! Дойдет и сам до хорошего…

Примечания

1

Берсерк — свирепый воин, который в битве приходил в исступление и делался нечувствительным к боли.

(обратно)

2

9-й час, т. е. три часа пополудни.

(обратно)