Литвек - электронная библиотека >> Алексей Елисеевич Крученых >> Критика >> Стихи В. Маяковского >> страница 2
рыдать апашу?

ах, значит вы не знаете этого грубого, примитивно грубого существа!

апаш дерзок и циничен но в той же мере и чувствителен (сантиментален)

ведь заметил же кто то «что набожнее всего эти женщины»

Господа! да разве это можно?
Даже переулки засучили рукава для драки
А тоска моя растет непонятно и тревожно
Как слеза на морде у плачущей собаки
(Трагедия «В. Маяковский»)
переход от ножа к слезам у хулигана дело обыкновенное

и это не истерика и не безумие, не

то что случилось с людьми «утонченной» мозговой кашицы – Ницше, Гаршиным и др.

нет, он только апаш, он зарыдал оттого что его чувства еще сохранили первобытную восприимчивость!

и он дурит он пугает когда изображает безумие

в этом то наше (я говорю о будетлянах, т. наз. «кубо футуристах») спасение!

безумие нас не коснется хотя, как имитаторы безумия, мы перещеголяем и Достоевского и Ницше!

хотя мы знаем безумие лучше их и заглядывали в него глубже певцов полуночи и хаоса!

ибо Хаос в нас и он нам не страшен!..

Так проходит «апаш трагик» закрывая своей желтой Кофтой всю Россию и не один критик «пожелтел» при ее появлении

и тоска современного дикаря больше и глубже Надсона.

Солнце
Отец мой сжалься ж
  хоть ты и не мучай
Это тобою пролитая кровь моя льется дорогою большой
Это не душа моя клочьями порванной тучи
В выжженном небе на ржавом кресте колокольни
  Время
Хоть ты хромой богомаз лик намалюй мой
В божницу уродца века
Я ж одинок как последний глаз
    У идущего к слепым
    Человека.
(«Дохлая Луна» 1913 г.)
сильный человек так часто надрывается и вот он бредит изнеможженный:

От усталости
Земля, дай исцелую твою лысеющую голову
Лохмотьями губ моих в пятнах чужих позолот
Дымом волос над пожарами глаз из олова
Дай обовью я впалые груди болот
Ты нас двое ораненных загнанных ланями
Вздыбилось ржанье оседланных смертью коней
Дым из за дома гонит нас длинными дланями
Мутью озлобив глаза догнивающих в ливнях огней.
Сестра в богадельнях идущих веков
Может быть мать мне сыщется
Бросил я ей окрававленный песнями рог
Квакая скачет по полю канава зеленая сыщица
Нас заневолить веревками грязных дорог…
И тут понятны и особенно остры его воспоминания о матери воплотившейся в руки золотых солнц реклам и бас звучит особенно грустно на «Невском мира».

О моей маме
У меня есть мама на васильковых обоях
А я гуляю в пестрых павах
Вихрастые ромашки шагом
Меряя мучу
Заиграет вечер на Гобоях рисавых
Подхожу к окошку веря я
Что опять увижу севшую
  На дом тучу
А у мамы больной пробегают народа шорохи
От кровати до угла пустого
Мама знает что это мысли сумасшедшей ворохи
Вылезают из за крыш завода Шустова
И когда мой лоб венчанный шляпой фетровой
Окровавит гаснущая рама
Я скажу раздвинув басом ветра вой
  Мама
Если станет жалко мне вазы
  Вашей муки
Сбитой каблуками облачного танца
Кто же приласкает золотые руки
  Вывеской изломанные
У витрин Аванцо…
и не странно ли это:

крыша Шустова стонет о «своей маме»

не урок ли это сыновьей любви?!

всего ужаснее «пьющие одно молоко», а это большое грубое дитя поддается самым простым человечьим слабостям и право Каин не так уж виноват – он не мог перенести предпочтения явно оказываемого братцу…

как супруг Каин наверно был очень внимателен и кроток

(М. м. Г. г., кто поймет над кем из вчерашних мыслителей я издеваюсь? Над какой группой? Или вы думаете будетляне так просты что не сумеют Вас запутать в сети прикрытые видимостью логической безопасности?.. эх вы страусовы перья!)

Да, я говорю совершенно серьезно! апаш немыслим без апашки и вы еще не знаете что любви апаша женщина больше всего верит

Какие клубки, какие противоречия, возмутительные до того, что даже не хочется «голову ломать» из за них!

. . . . . . . . . .

рыжие! хулиганы! пещерные люди!

… – да, дикари!

Ха-ха!

так значит – дикари?

великолепно! – ведь

есть и небоскребы воли

а мы дикари – и воля ли

«заеденного клопом культуры» сравнится

с дикарем?

мы первобытны

и лишь у нас небоскреб пе-рво-бытной воли!

и презрения!

и гордости

и жестокости!

«Хочу быть дерзким» – стонал символист –

  а нас все уже упрекают

  в дерзости!

  Слава им!

  . . . . . . . .

кто то жует и чавкает…

«зеленая женщина! этакой ногой хорошо в зубах ковырять»

«девушки вы любите мое мясо…»

это готтентот выражается о женщине

это апаш который немыслим без апашки

зовет ее, воркует:

Морей неведомых далеким пляжем
  Идет луна
    Жена моя
  Моя любовница рыжеволосая
    За экипажем
  Крикливо тянется любовь созвездий
    Пестрополосая
    Венчается с автомобильным гаражем
Целуется с газетными киосками
А шлейфа млечный путь моргающим пажем
Украшен мишурными блестками
        А я
Нес ложе палимому бровей коромысло
Из глаз колодцев студеные ведра
В шелках озерных ведь ты же висла
Янтарной скрипкой пели бедра
        В кр-
        а я
  Где злоба крыш не кинешь блесткой лесна
В бульварах я тону тоской песков овеян
Ведь это ж дочь твоя моя же песня
  В чулке ажурном
      У кофеен.
Может быть такие длинные излияния красноречивого апаша менее удачны чем остальные его подвиги, быть может смешон апаш влюбленный и тоскующий, он гораздо убедительнее когда рвет и рычит, а не воркует.

Побольше презрения…

До нас люди жили завистью то к жене то к ослу то к звездам и луне солнцу и вольному ветру

и лишь будетляне твердо стоят на глыбе мы.

Как раньше тянулись, как ночные цветы, поэты к луне – и вот эта богиня брошена с высоты и что же?

мы ее рассматриваем в микроскоп – так она ничтожна!

Луна как вша ползет небес подкладкой –
Неуследим изгиб закабаленных уст!
О не топчи своей улыбкой гадкой
Нескромных устремлений куст!..
(Д. Бурлюк)
уж не Саломея ли эта луна? не Психея ли?..

«будем как солнце!» шепелявил «ручной дикарь» а теперь что?

«в дырах небоскребов где горела руда
И железо