Последний бой

Глава 1

Мучительный стон пробился даже через плотно закрытые двери. Я обхватил себя руками за голову и пробормотал.

— Господи, почему так долго?

— Рождение — это не быстрый процесс, — Елизавета сидела со мной рядом, бросая мрачные взгляды на дверь спальни, из-за которой раздался очередной мученический стон. Это продолжалось уже почти семь часов, во время которых я места себе не находил. Вон уже и Елизавета успела прилететь сюда в Ораниенбаум, который вот уже два месяца как был полностью отремонтирован, включая оранжерею и картинную галерею, в которую привезли часть выигранных и перекупленных предметов искусств. Ее пришлось сильно для этого расширить и даже сделать пристройку, зато как был рад смотритель, словами не описать.

Оранжерея была еще пока практически пуста, это было Машкино детище, в котором она практически поселилась, доводя ее до совершенства. Из-за беременности ей было не рекомендовано появляться на людях, поэтому она выбрала себе в качестве развлечения эту самую оранжерею, в которой я ее встретил, когда она приехала в Петербург.

Как только основные помещения были готовы, мы переехали из Петербурга сюда. Брюс довел мои начинания до логического конца, проведя и водопровод, и канализацию, и отопление, и даже успев выписать из Англии настоящие ватерклозеты, которые были там изобретены уже давно, только почему-то не пользовались спросом. Так что, когда мы вернулись из своего путешествия, оставалось только лоск навести.

Строение городка шло полным ходом, и уже начали вырисовываться его будущие очертания. В черту будущего города был перенесен мой стекольный завод, который разросся уже до неприличных размеров и требовал размаха. И, еще раз все решительно обдумав, мой драгунский полк вместе с конюшнями также начал обустраиваться в уже готовых казармах и офицерских квартирах, а лошади оценили удобства новых конюшен. Возле дворца расположились казармы, в которых размещались две полные роты гвардейцев, осуществляющих охрану. Как-то так незаметно получилось, что остатки Ингерманландского пехотного полка, половина которого осталась в Киле под командованием Назарова, был полностью восстановлен, и перешел под мое подчинение. Он был расположен в городке, у которого еще не было названия, рядом с драгунами, и специально для обучения с тренировок было отведено место под полигон. Плац был общий. А тут еще из Тулы приехал неприлично довольный Данилов и привез свою усовершенствованную гаубицу, точнее десяток гаубиц, которые необходимо было изучить и опробовать. Вот этим они и займутся на досуге, тем более, что я выпросил у Елизаветы позволение включить в состав полка три артиллеристские роты.

Создание новой модели города спорилось еще и потому, что целая банда именитых ученых получила карт-бланш на исследование и внедрение различных новинок, способных облегчить жизнь городских обывателей, и теперь с радостью предавалась этому интереснейшему делу. Я только предупредил, что, если что-то взорвут, то восстанавливать будут за свой счет, на что Ломоносов лишь отмахнулся, заявив, что он не без понятия же. Я махнул рукой и позволил им творить все, что захотят. Им же там жить, не мне. Вот как построят, так и будет.

— Ты не передумал насчет переезда в Петербург? — я вынырнул из мыслей, в которых хотел спрятаться на все то время, пока Машка мучилась, и холодно посмотрел на Елизавету.

— Нет, мы то уже обсуждали, тетушка, причем не раз и не два. Я с семьей буду жить здесь, хотите вы этого или не хотите.

— Дерзкий мальчишка, — процедила Елизавета, бросив взгляд на дверь спальни.

Вообще, это была вялотекущая война. Тетка вбила себе в голову, что мой ребенок должен воспитываться под ее присмотром, я же так не считал. Выдержав битву, достойную того, чтобы занести ее в анналы героических сражений, я отстоял свое право на личную жизнь, вместе с моей женой и ребенком. В последнее время у меня складывалось ощущение, что Елизавета с нетерпением ждала, когда Машка разрешится от бремени. Тогда я вполне мог куда-нибудь опять рвануть, причем один, потому что тащить с собой не отошедшую от родов женщину и грудничка может только полный идиот. И что-то мне говорило, что, когда я все-таки уеду, а это только дело времени, потому что скоро должны прийти корабли и я рвану с низкого старта в Голландию, Машка с ребенком тут же передут в Зимний. Если я еще мог противостоять Елизавете, ловко маневрируя и стараясь при этом не перегнуть палку, то вот с Великой княгиней тетка точно не будет церемониться. Так что, мне, похоже, после каждого возвращения из поездок, придется с боем вырывать жену с ребенком из лап Елизаветы. Точнее, ребенка, на Машку ей по большему счету наплевать.

Все эти месяцы, во время которых я сидел в Петербурге, были посвящены подведению итогов, составлению на основании этих итогов планов, и долгому и нудному убеждению тетки и Сената в том, что некоторые меры нужно приминать безотлагательно, а с некоторыми можно и подождать.

Далеко не все мои задумки находили отклик в голове Елизаветы, но кое-что она стала делать и без моего напоминания, например, началась масштабная чистка водоемов, прежде всего рек. Если она поначалу думала всего лишь оценить перспективы, и в будущем когда-нибудь начать расчистку, по правде говоря, я думал, что в итоге этим как бы не мне пришлось заниматься, то бурлаки умудрились внести свою лепту в ускорение этого процесса. Эти...хм, не совсем умные люди не додумались ни до чего лучшего, как накатать кучу жалоб, когда увидели представителей комиссии, оценивающей проходимость того или иного участка реки. Завязалась переписка, правда, не знаю, кто за нее отвечал со стороны Сената. В итоге разрастающийся скандал достиг ушей Елизаветы. Она по обыкновению попробовала влезть, но так завязла, что в конце концов взбесилась и составила такой указ, что я крякнул, читая его. От души тетка написала, с огоньком.

В общем, чистка русел рек уже началась. Достали много чего интересного. Сначала долго думали, куда свозить ил, но потом додумались, что это прекрасное удобрение, так что его даже не хватало. Также нашли залежи гравия и песка. Началось практически безотходное производство, песок и гравий шли на строительство дорог, которое финансировало благодарное купечество, причем отдавались они дорожным рабочим бесплатно, но с пересчетом, будут воровать, возмещать недостачу кому-то придется, особенно, если какой-то большой участок дороги останется без материала. Дело спорилось, все-таки, деньги — вот лучший стимул для работяг. Они сами будут вкалывать тридцать шесть часов в сутки, без перерыва, если