Я трясу головой, но легкая улыбка все же касается моих губ. Моя фамилия абсолютно ничего тут не значит. На самом деле сейчас она скорее символ позора, нежели знак почета — к большому разочарованию моей покойной бабули. Мама родилась в этом городе и, судя по всему, выросла не совсем идеальным представителем рода, коей ее хотели бы видеть. Я не в курсе деталей, но, разругавшись с родителями, моя мать очень рано начала жить отдельно. Мы с Греем родились вне брака, на что здесь до сих пор смотрят косо, будто на дворе 1952 год. Наш отец ушел, когда я была совсем крохой, поэтому все, что у меня от него осталось, — это одна-единственная поблекшая фотография.
Когда мама вернулась в Сойер-Пойнт, чтобы впервые за пятнадцать лет навестить родителей, ей удалось в мгновение ока привлечь внимание Августа Эймса, генерального директора AmesAir. После этого о ней заговорили в городе, а когда она притащила нас с братом жить в Уитмор, это сделало меня новой блестящей игрушкой в старшей школе Сойер-Пойнта. Слухи не были для меня чем-то новым. С послужным списком моей матери я и не ожидала, что ее новые отношения протянут больше полугода, но они каким-то чудом сохранялись на протяжении двух лет. Иногда я гадаю, осталась бы мама с Августом, если б не происшествие с Дэнни.
— Невероятно убедительная речь.
— Это правда. — Вален пожимает плечами.
Звенит первый звонок, и я выпрямляюсь, забросив рюкзак на плечо. Вален берет меня под руку, и я выдыхаю.
— Ладно, пошли.
С высоко поднятыми головами мы идем по школьной парковке мимо компании учеников. Незамедлительно начинаются тихие перешептывания, косые взгляды. С каждым шагом голоса становятся все громче, разборчивее, смелее.
— Я слышала, что ее застукали, когда она трахалась с одним из братьев Эймс, поэтому ее и выгнали.
— Понятно, а я слышал, что у нее была интрижка с их папашей.
Мерзость.
— Я слышала, что это она столкнула Дэнни с утеса, потому что он отказался с ней встречаться.
Последняя фраза задевает меня за живое. Но я игнорирую всех, крепко стиснув зубы, чтобы случайно не вспылить в ответ.
— У тебя первым уроком английский? — спрашивает Вален, когда мы минуем двойные двери и входим в холл. Знакомый запах еды из столовой и моющих средств тут же попадает в ноздри. Мы сравнили наше расписание, и, к сожалению, в этом семестре у нас нет совместных уроков.
— Да, — отвечаю я, достав телефон, чтобы еще раз изучить расписание. — Думаю, мой шкафчик где-то здесь. — Я ухожу к ряду ярко-красных шкафчиков, расположенных вдоль стены.
— Вот отстой. Мой наверху. — Она указывает на второй этаж. — Такое чувство, будто сама вселенная пытается всячески нас разлучить.
— У тебя обед в первый перерыв или во второй? — спрашиваю я, проводя пальцами по прохладным металлическим дверцам, пока не нахожу свой номер.
— Во второй. — Она морщит нос.
— Ну, хоть тут у нас сходится. Напиши мне.
Вален салютует мне, потом разворачивается на каблуках и уходит к лестнице в противоположной стороне холла. А я продолжаю стоять у своего шкафчика и смотреть, как ее пучки пробираются сквозь толпу, пока она совсем не исчезает из вида. Для меня это не первый год в Сойер-Пойнте. Та же школа. Те же люди. Но почему-то все кажется другим. Потому что все действительно изменилось.
Последний звонок приводит меня в движение, и, решив разобраться со шкафчиком позже, я закидываю на спину рюкзак. Когда я захожу в кабинет, большая часть людей уже сидит на местах. Их головы тут же поворачиваются в моем направлении. Я не встречаюсь ни с кем из них взглядом. Миссис Робертс — удивительно устрашающая женщина для своего роста в метр пятьдесят — посылает мне многозначительный взгляд и дергает подбородком, приказывая садиться.
Бросив рюкзак на парту в самом конце класса, я опускаюсь на стул. Потом достаю тетрадь и карандаш и, подняв взгляд, вижу, что народ еще пялится.
— Что? — выпаливаю я. Еще восьми утра нет, а все уже бесит.
Кто-то хмыкает и хихикает, но большая часть людей просто отворачивается. Миссис Робертс откашливается, тем самым привлекая всеобщее внимание, и пускает по классу учебный план. И обо мне забывают.
До следующего урока.
— Ладно, возможно я зря так боялась, — признаюсь я.
— Ты так думаешь? — Вален невозмутимо обхватывает губами соломинку своего кофе со льдом из Dunkin’ Donuts. Она допивает остатки и бросает стаканчик в мусорное ведро. Так как на обед выделяется всего сорок пять минут, круг наших возможностей в выборе еды и напитков ограничен. Жизнь в Сойер-Пойнте еще больше сужает список, но Dunkin’ Donuts здесь буквально на каждом шагу. Большинство учеников обедает в кампусе. Кроме того, здешняя еда в геометрической прогрессии превосходит ту дрянь, которая считается едой в Шедоу-Ридж. Когда я сказала, что сегодня хочу выбраться за пределы кампуса, Вален пошла мне навстречу, но боюсь, мне не удастся пользоваться этим слишком долго.
— Заткнись, — смеюсь я, пихнув ее плечом. Практически все уроки, кроме последнего, прошли достаточно безболезненно. Честно говоря, обстановка пока что и близко не настолько плоха, как я себе представляла. Любопытные взгляды и едкие замечания никуда не исчезли, но дальше этого не зашло. Я думала, будет гораздо хуже. Наверное, если я какое-то время не буду высовываться, а кто-нибудь между тем переспит с учителем или типа того, то про меня и вовсе забудут.
Мы с Вал разделяемся, предварительно договорившись встретиться после уроков возле ее машины, и заходя на урок мировой истории, я чувствую небольшой прилив оптимизма. Но это ощущение испаряется, а с лица сползает улыбка, когда я вижу его. Темно-русые волосы, подстриженные короче, чем у Тайера, пухлые губы, квадратный подбородок и точеная челюсть.
Холден Эймс.
Он сидит за партой, откинувшись на спинку стула и широко расставив колени, как долбаный король, восседающий на троне в окружении верных вассалов. Наверное, я должна испытывать грусть при виде людей, с которыми когда-то общалась, но мы никогда не дружили. По-настоящему — нет. С другой стороны Холден был моим лучшим другом, и я скучаю по нему больше, чем