бытовые электроприборы. Внутрь только лезть не надо, чтоб не долбануло! — парень заулыбался.

— Отличные ответы, молодец! — похвалил политработник. — Давай закончим на этом. А то мне ещё лекцию читать, а некоторые товарищи уже устали, — он кивнул на задремавшего хиппана. — Эй, подъём, товарищ!

Модник недовольно поднял патлатую голову.

— Ну, — продолжил лектор, — что скажет бригадир электриков? Николай Сурьмич, берёшь парня к себе в бригаду?

— Сурьмич! Во, блин, даёт! — закряхтел патлатый. По ленинской комнате пробежал гул смешков.

Покрасневший от смущения Коля встал. Он, как и его отец, всю жизнь мучился от моды старой гвардии коммунистов на алхимические имена. Сурьмич, ё-моё! Хорошо, что сыну уже этого сурьмича не достанется.

— Беру, конечно, — пробурчал Коля, — тем более спецовку уже выдали. Не снимать же.

— Ну и отлично. Садитесь оба.

Прежде чем сесть, Коля подошёл к новенькому электрику, пожал руку и показал на место среди ребят своей бригады.

— Сегодня мы уже слышали про интервенцию, когда весь Запад напал на нашу молодую страну, — начал доклад лектор. — Всегда капиталисты завидовали нашему благополучию и величию наших идей! И никогда, запомните, никогда не перестанут они желать смерти нашей алхикоммунистической Родине! Конечно, теперь они нас боятся, трясутся за свои денежки, за свою экономику. Боятся, что мы поднимем Золотой занавес и наша золотая река смоет их страны в Атлантический океан! А ведь мы, товарищи, можем это сделать, не сомневайтесь. И сделаем, когда …

— Эй! Пссс! Сурьмич! — позвал Колю патлатый.

— Чего тебе?

— Чё, правда Сурьмич?

— Отвали, хиппан недобитый! — недобро прошептал в ответ Коля.

Недобитый хиппан, однако, не обижался и всё продолжал лыбиться.

— Да, нас боятся, — продолжал лектор. — Конечно, не так сильно как раньше, особенно после Великого Ухода 1970 года. Что произошло в этот год, кто скажет?

Встал Серёга.

— В этот год Великий Магистр, председатель алхикоммунистической партии Владимир Ильич Ленин осознал суетность человеческого бытия и запечатал себя в Мавзолее на Красной площади, где он проводит вечность в работе и медитации, — отрапортовал парень заученную ещё в школе фразу.

— Верно! Спасибо, садись. После Великого Ухода коварный Запад с новой силой продолжил попытки развалить нашу Родину изнутри. С помощью пропаганды, агитации, своей литературы в конце концов. И некоторые наши граждане, знаете, верят, читают! Вместо того чтобы сжечь! Вместо того чтобы доложить куда надо! — лектор сделал паузу, чтобы отдышаться.

— Сегодня я хочу обозначить вам конкретного врага. Среди молодёжи стала популярна книжица некоего итальянца, профессора Умберто Эко. Называется она «Маятник Фуко», впервые напечатана была в прошлом году. Так вот, товарищи! Это — враг! В этом своём, скажем так, романе, автор пытается очернить роль алхимии в современном мире, высмеивает герметические общества, тем самым подрывая у простых своих соотечественников веру в достижения алхикомунизма! Находясь на службе у западных капиталистов, этот Эко нагло врёт, передёргивает факты, осмеливается шутить над святыми для любого советского человека вещами! У его книги две задачи — помешать зарождению идей алхикома у простых трудящихся Запада и зародить сомнения у некоторых наших несознательных граждан! Но мы, мы с вами не допустим…

— Пссс! Слышь, Сурьмич! Смотри, что есть! — шептал между тем патлатый, тормоша Колино плечо.

Коля повернулся к неугомонному хиппану, тот только этого и ждал. Он отогнул полу рубашки и показал заправленную в штаны распечатку самиздата. Показал только кусочек, чтобы не видели остальные, но Коле хватило и этого, чтобы рассмотреть на первой странице слова «Эко» и «Фуко». Это ж тот самый роман, про который распинается докладчик!

Коля отвернулся в негодовании — какая наглость! Прямо сюда эту дрянь притащил. Хвастает ещё. Нашёл, чем хвастать, дурак.

После лекции Коля оттеснил зарвавшегося хипаря под лестницу, подальше от случайных глаз.

— Чё те надо, гад? — сразу наехал на него Коля. — Проверяешь меня, стукану или нет? Повезло тебе, что тут работаешь, а на своих я не стучу. Но больше чтобы я этой дряни не видел, понял?!

— Да ты не кипятись, Сурьмич!

— Николаем меня зовут, — набычился Коля.

— Не кипятись, Коля! Я Эд. Будем знакомы. Слушай, я тут надолго не задержусь. Ты глянь на меня — похож я на работника ЖЭКа? Меня братан по блату пока пристроил, чтобы от статьи за тунеядство отмазать. Я просто хотел тебе сказать, Коля, что не всё так гладко у нас, как этот лектор расписывает. Ты ж сам видишь, не слепой. Нам с западом дружить надо, а не пугать их.

— И чего ты от меня ждёшь? Что я волосы отращу, джинсики надену и буду вашу литературку диссидентскую читать?

— Да брось, нет, конечно. Просто если не тупить, то можно и от запада немного поиметь, понимаешь? Джинсики, ты говоришь. Смотри сюда.

Эд приподнял длинную рубашку и показал ширинку своих джинсов. Там, где у нормального советского человека были золотые пуговицы — красовалась молния. Эд взялся за бегунок молнии, расстегнул её, застегнул. Снова расстегнул, застегнул. Вверх — вниз, вверх — вниз.

Коля не понял перфоманс. Пидор, что ль? — подумал. Но потом понял. Потом как понял! Это же не золотая молния! Да, блестит, но это позолота, чтобы другие не догадались! Позолота на качественной западной стали! Наши советские молнии никто так не подёргает, вверх — вниз, их расстёгивать надо с почтительностью, иначе молния помнётся и заклинит. Поэтому от них и отказались в пользу простых и надёжных золотых пуговиц. Но это — это явно западная работа!

— Вижу по глазам, что понял, — Эд опустил рубашку. — Тоже хочешь такую, а? Представь, как её девчонки будут расстёгивать, м-м-м…

— Но это контрабанда! Посадят же! — вполголоса удивился Коля.

— Не спалишься — не посадят. Слушай, — доверительно зашептал Эд, — у меня есть знакомые, кто западные вещички продаёт. Но их менты ведут давно, они сейчас на дно залегли. А вы с пацанами заявки выполняете, ходите по квартирам, так? Допустим, вы видите — квартирка обставлена хорошо, люди не бедные живут. Вы им между делом, то-сё, может что надо заграничное, туда-сюда, знакомые могут достать. Понимаешь? И сам в накладе не останешься, и пацаны из бригады твоей. Риск минимальный — вас не заподозрит никто.

— А если я тебя прямо вот сейчас в милицию сдам?

— Да брось, что ты им скажешь? Тем более я вижу — заинтересовался. Разве нет?

— Посмотрим.

— Это мы на тебя посмотрим, что ты, кто ты. Познакомимся, пообщаемся. Книжки читаешь? Могу подогнать интересное что-нибудь,