Чарльз де Линт Ветер в его сердце

Мэри Энн и нашему песику Джонни

Почти все имеющее значение — вызов, а значение имеет все.

Райнер Мария Рильке

Чтобы увидеть некоторые вещи, сначала в них нужно поверить.

Мадлен Л’Энгл

Я иду, иду туда,

Где призракам меня не найти.

Верю, где-то там есть место,

Где свободным стану я.

Стив Эрл, «Туда (Песня Джонатана)»

Девчонка на обочине

1. Томас Кукурузные Глаза

В те дни опунциевые братцы день-деньской околачивались подле фактории Маленького Дерева, по большей части подремывая на палящем солнце, но видя и слыша все, что творится между старенькой глинобитной постройкой и двухполосной дорогой, отходящей от магистрали в резервацию. Самих-то их никто не видел — по крайней мере, такими, какие они на самом деле. Ну кому интересна кучка кактусов, сгрудившихся под той или другой гигантской карнегией? Правда, на следующее утро опунции редко оказывались на прежнем месте, да кто на это обращает внимание? Разве только Томас Кукурузные Глаза. Он работал в фактории и, поутру прибывая в лавку, сразу отмечал новое местоположение кактусов.

В семье Томаса никто не мог похвастаться глазами цвета кукурузы — ни ярко-зелеными, как у вытягивающихся в самом разгаре лета листьев, ни желтыми, как у зрелых зернышек. А называться так родные Томаса стали, когда федеральное правительство потребовало, чтобы все без исключения индейцы обзавелись фамилиями. В резервации к предписанию подошли с юмором и напридумывали имен, показавшихся белым исполненными сакрального смысла — Джонни Тыквенная Мать, Агнес Белая Лань, Роберт Близнецовые Собаки…

В общем, глаза у Томаса, как и у любого индейца его племени, были карие. Отличие же заключалось в том, что он обладал способностью заглядывать в невидимый мир духов несколько глубже, нежели большинство людей, только распространяться на сей счет всячески избегал. Уж очень ему не хотелось привлекать к себе внимание шамана, Рамона Морагу. Десять лет кряду Морагу подыскивал себе преемника, но попасть ему в ученичество Томас желал меньше всего на свете. Нет, он ничуть не стыдился традиций и обычаев своего племени, кикими^[1], и даже считал себя духовной личностью, но не собирался — а ему только исполнилось восемнадцать — провести всю свою жизнь в резервации, организовывая потогоны. И его совершенно не прельщала идея десятилетиями изготавливать мешочки-амулеты для Тетушек, проводить обряды для псовых братцев Рувима и заниматься тысячью разнообразных дел, которым посвящает себя шаман.

Тем не менее, хотел Томас того или нет, мир духов был ему открыт, и духи это знали.

* * *

Томас как раз следил через окно за кактусами, пытаясь уловить перемещение одной из опунций, когда на стоянку влетел длиннющий черный кадиллак — 1956 или 57 года выпуска, — подлинная классика, да еще в безупречном состоянии. Его черный цвет с отливом был таким насыщенным, что казалось, машина поглощает солнечный свет. И на кузове ни пылинки, что, учитывая состояние здешних дорог, можно было объяснить лишь чудом. Водителя скрывали тонированные стекла, но, блин, за рулем такой тачки место только королю мира!

Дверца отворилась — парень машинально выпрямился за прилавком, — и наружу выбралась потрясающая женщина. Немолодая. Томас, впрочем, не смог бы объяснить, почему он так решил. Ее точеное лицо светилось юностью, а двигалась она с легкостью и изяществом танцовщицы. Высокая, что подчеркивала худоба — не анорексичная, а как у неоформившегося жеребенка, — с густыми черными, блестящими, прямо как отполированный кузов автомобиля, волосами… Томас рассудил, что женщина, наверное, модель или даже актриса, но вообразить, что ей понадобилось в такой дыре, так и не сумел. Впрочем, она смахивала на представительницу коренного народа — не кикими, но точно индианку. А затем парень уловил мерцание ауры незнакомки — над ее плечами мелькнул призрачный образ головы ворона — и решил, что та направляется в резервацию на встречу с Морагу или с Тетками.

А женщина посмотрела в сторону фактории, заметила, как таращится на нее Томас, и улыбнулась. Парень торопливо отвел глаза, заливаясь краской. Хваленая невозмутимость растаяла без следа.

Фактория — старинный сельский магазинчик с полками, забитыми всякой всячиной начиная от бакалеи и туалетных принадлежностей и заканчивая одеждой и инструментами. Возле глинобитной стенки стоит чугунная печка, вокруг которой ближе к вечеру рассаживались дружки Рувима и за чаем или кофе обменивались свежими сплетнями. Пожалуй, внутри лавки эта незнакомка, в ее-то обтягивающих фирменных джинсах, босоножках на ремешках да топике, наверняка стоившем больше всего гардероба Томаса, могла выглядеть только неуместно, а вот поди ж ты!..

Цветом ее кожа походила на затененный красный песчаник местных каньонов, а глаза были такими темными, что, казалось, радужку напрочь скрывают огромные зрачки. Глаза, понял вдруг Томас — вот из-за них-то он и счел ее старухой.

Впрочем, как ни странно, женщина смотрелась в фактории так же естественно, как, вероятно, на подиуме или в модном ресторане. И удивительное дело, ее ауре не сиделось спокойно на точеных плечах — нет, она, словно обладая собственным сознанием, озиралась по сторонам. Подобного Томас отродясь не видывал. А уж в аурах-то он разбирался, и его осведомленность происходила непосредственно из врожденной способности заглядывать в мир духов. Аурой, как известно, обладает лишь тот, в ком течет кровь майнаво. Кто наравне с человеческим духом носит в себе и звериный. Но Томасу никогда прежде не встречалась аура, которая вела бы себя столь самостоятельно.

— Ойла, — произнес Томас. — Добро пожаловать в Расписные земли.

Женщина улыбнулась и указала на холодильник в дальнем конце стойки.

— У вас есть кола в бутылках?

— Да, мэм.

Ответ как будто позабавил женщину, и Томас ощутил, как из-под воротника его рубашки расползается румянец. Чтобы скрыть смущение, он прошел к холодильнику, извлек из ледяной воды бутылку, вытер ее махровым полотенцем и открыл крышечку. Потом вернулся за прилавок и поставил колу перед посетительницей.

— Сколько? — спросила она.

— Доллар.

Безукоризненно очерченные брови незнакомки взметнулись вверх.

— Народ у нас здесь не особенно зажиточный, — пожал