носильщика и не хотела возвращаться к старым привычкам. Возможно, со мной была послана целая команда, чтобы удовлетворить все мои потребности, но я хотела испытать реальный мир. И поскольку они находились под моим командованием и находились в тысяче миль от моего отца, мне удалось получить немного больше свободы, чем я надеялась.

Итак, впервые за четыре года я оказалась дома. Я не оглядывалась назад, когда покидала это место. Не хотела оглядываться назад. Я была здесь заключенной, и возвращение было похоже на то, чтобы снова надеть кандалы. Буквально вчера я рыдала в объятиях своих друзей, пока мы пили вино и смотрели на закат на балконе моей квартиры. Это разбило мне сердце, я не была готова оставить их. Но в глубине души я знала, что мой папа рано или поздно натянет поводок. У меня было то, что он хотел. Блестящая классическая степень. Еще один золотой значок для моего лацкана.

Я все еще колебалась за дверью, откладывая неизбежно.е. Я любила своего папу, потому что он был из плоти и крови, но я не могла сказать, что скучала по нему. Я боялась вернуться в его жизнь и позволить ему снова заковать меня в цепи.

Коко лизнула мою руку, извиваясь, пытаясь спуститься. По крайней мере, он не боялся быть здесь. Но он еще не встречался с моим отцом. Я подобрала маленького щенка в приюте для животных после того, как вызвалась туда с одним из моих друзей. С тех пор он был моим постоянным компаньоном, и я была рада хотя бы тому, что смогла привести с собой домой одного друга.

Я выпрямила спину, вздернула подбородок и ухватилась за то, что сказала мне моя подруга Марина перед отъездом из Италии.

Вы тот, кем вы выбираете быть.

Поэтому я выбираю это: я не заключенная.

Я вставила ключ в замок, распахнул дверь и обнаружила двух телохранителей, стоящих по бокам дверного проема. Я поздоровалась, но они ничего не сказали, и я вздохнула, скучая по Ройсу. Я настояла, чтобы он поехал домой, несмотря на то, что он подъехал на другой машине прямо к дому моей семьи, чтобы убедиться, что я добралась сюда. Парень не спал сутки, а у папы стояло десять человек у ворот. Когда я была в крепости Калабрези, я не была в опасности. Учитывая операцию на сердце, которую он перенес после нападения на Ромеро, я решила, что в эти дни он должен отдыхать как можно больше. Было чудом, что он вообще остался на своей работе. Но в глубине души я знала, что он чувствовал себя виноватым за то, что произошло в тот день. Оставаясь, он пытался загладить свою вину передо мной.

Я положила Коко на пол, и он взбежал по лестнице, исчезнув на балконе.

Только не писай в папином кабинете, маленькая тварь.

— Папа? — Я крикнула в гулкую тишину, когда слуга поспешил схватить остальные мои сумки.

— Я справлюсь сама, — сказала я мужчине, но он только улыбнулся и побежал наверх с двумя моими сумками. Я вздохнула.

Но было одно, за что я была полна решимости держаться. В Италии у меня появилась страсть к кулинарии. Я могу сделать свою собственную пасту с нуля, мои собственные соусы и приправы. Но больше всего я влюбилась в выпечку. Маленькие булочки, пирожные, сладкий хлеб и разные угощения. Это была страсть, к которой я никогда бы не пришла, если бы мне не дали возможность попробовать.

— Папа? — Я попробовала еще раз, пройдя через огромный коридор по темному деревянному полу в гостиную. Двое мужчин сидели у огня, а между ними на кофейном столике стояла бутылка портвейна. Мое сердце начало биться сильнее при виде их. Один был моим отцом, а другой Николи Витоли, девятилетнего мальчика, которого папа усыновил, когда мне было всего четыре. Николи ответил на все молитвы моего отца, он был мальчиком, которого он всегда хотел. Раньше мы были так близки, устраивали шалости в доме, заводили охрану, проводили лето, строя лагеря в лесу и купаясь в озере.

Когда он стал старше, я стала реже его видеть. Папа взял его под свою опеку, обучая «семейным обычаям», проводя с ним больше времени, чем со мной. За это я часто ненавидела его, но я давно забыла те дни, когда смотрела на Николи с завистью. Сейчас я просто хотела держаться подальше от семьи, насколько это возможно. Я не хотела быть наследницей, я хотела быть свободной.

Папа встал, раскинув руки, с приветливой улыбкой на лице. Он прибавил в весе с тех пор, как я видела его в последний раз, и его пышные волосы были полностью седыми. От двух сигар, лежащих в тарелке на столе, доносился запах дыма, и я сморщила нос. Николи тоже поднялся на ноги, повернулся, чтобы посмотреть на меня, и у меня перехватило дыхание.

Мальчик, с которым я провела детство, превратился в мужчину. В его глазах не было ни озорной улыбки, ни дерзости, как во все те времена, когда мы вместе играли в игры в этом самом доме.

Николи набрал фунты мышц, а его мальчишеские черты превратились в стальную челюсть и холодные глаза. Я могла бы поклясться, что его волосы были темнее, чем раньше, стильно зачесанными назад и подчеркивающими разрез его скул.

Он хорош и по-настоящему превратился в вундеркинда моего отца. Человек, способный сделать то, чего мне не позволили, и унаследовать империю Калабрези.

Его рот скривился в уголке, когда он увидел мой наряд. Леггинсы и свитер, которые я носила, были чересчур повседневными, идеально подходящими для путешествия на самолете и совершенно нормальными для человека моего возраста. Но папины брови нахмурились, и, клянусь, вздох сорвался с губ.

— Подойди, обними своего старого папу, — попросил мой отец, и я поспешила обнять его, окутав меня знакомым запахом мяты и табака. Он дважды поцеловал меня в щеки, а затем развернул меня в своих объятиях лицом к Николи.

— Ты помнишь Николи? — спросил папа.

— Конечно, — сказала я, борясь с закатыванием глаз. Как я могла забыть парня, которого ты усыновил и подготовил, чтобы он стал твоим наследником?

— Рад снова видеть тебя, Слоан. Как Италия? — спросил Николи, и папа подтолкнул меня к нему.

— Удивительно. Я бы жила там, если бы могла, — легко сказала я, пытаясь не обращать внимания на то, как глаза Николи царапали каждый дюйм моего тела. Или то, как мое сердце отреагировало на это, бешено стуча в груди.

Тощий мальчик, обнимавший меня в день смерти моей матери, полностью изменился; он был моим рыцарем в сияющих доспехах в худший момент моей жизни, и теперь у него были подходящие черты.

— Ерунда, — процедил папа. — Тогда ты пропустишь прекрасную жизнь, которую я организовал для тебя здесь.

— Какая жизнь? — спросила я немного резко.

— Возможно, Николи объяснит, — сказал папа, его тон был мягок, но каким-то образом заставил меня нервничать.

Я посмотрела на Николи, и мое сердце сжалось и разорвалось, когда он