Zampolit Команданте

Глава 1 — Слушайте Радио Ребельде!

Магнитофон выдал в эфир первые такты «Por montañas y praderas»^[1] а затем, нарочито раскатывая в микрофон букву «р», заговорил Хорхе, назначенный диктором:

— ¡Escucho la Radio Rebelde!^[2]

И пошел дальше шпарить по бумажке сегодняшнее сообщение, чтобы побыстрее уступить место трем индейцам — кечуа, аймару и гуарани — с переводом на их языки.

Провода от взятого с боем радиооборудования вились в соседнюю пещерку, ее пришлось завесить двумя одеялами для лучшей звукоизоляции — там фырчал бензогенератор. Вася подумал, что хорошо бы для мобильности смонтировать все в кузове грузовика, ну, или двух, чтобы после окончания передачи быстро переезжать на новое место, а не возиться с погрузкой. Авиация временно бездействует, но надолго ли? Пока сообщения короткие, армия просто не успевает запеленговать и передать координаты летчикам, а они — долететь до места и обнаружить «станцию». Но эфир чем дальше, тем длиннее, рано или поздно радиопередатчик придется прикрывать от авианалетов.

С названием штабная группа возилась два дня — «Радио Анд», «Революционное радио» и даже «Радио национального освобождения» имели своих сторонников, как, впрочем, и противников. Название выбрали после того, как Габриэль заметил, что оно должны быть коротким, звучным и хорошо запоминаться. А на бурные возражения что негоже тырить наименование Radio Rebelde у легендарной радиостанции Фиделя в Сьерра-Маэстре, Че безаппеляционно заявил, что Революционная повстанческая армия Боливии имеет на это безусловное право.

Право это, не считая присутствия самого Гевары, было обретено в бою. Восемь лет, с января 1959 года, когда колонны барбудос вошли в Гавану, не было у многочисленных революционных и партизанских движений, носителей самого верного взгляда на борьбу с угнетением, даже десятой доли такой громкой победы. Еще бы, взять не городок в глуши, а официальную столицу государства!

Оглушительная оплеуха, полученная режимом Баррьентоса, произвела такой эффект, что недели на две стала темой в новостях по всему миру. Радио, газеты и телевидение разделились по предпочтениям — одни верещали про «коммунистических партизан» и требовали немедля выжечь каленым железом, другие глубокомысленно рассуждали о скором крахе империализма, третьи просто хихикали над правительством и президентом.

Баррьентос метался по стране и произносил речи, изо всех сил стараясь свалить всю ответственность на армию, усугубляя и без того деморализованное состояние войск. Армия растерянно отбрехивалась, упирая на малочисленность, слабое оснащение и нелепую заварушку на границе с Парагваем.

Но тут Битлз выпустили «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера», Израиль за шесть дней разнес в хлам коалицию арабских государств и оккупировал Иерусалим, Голаны и Синай, Китай взорвал свою первую водородную бомбу — и мир благополучно забыл про события на плоскогорьях Боливии.

26 мая^[3]

Черный день для меня. Казалось, что все пройдет гладко, мы легко вошли в город, миновав все возможные засады. Мы быстро проскочили на машинах до Сан-Альберто где застали странное зрелище: посреди полной тишины у дверей банков стояли растерянные охранники, а персонал разбегался. Мы немедленно взяли все три банка, невзирая на то, что не знали позиции противника и поплатились за это: Мигель сообщил, что по Боливар идет отряд полиции. Я приказал затаится и стрелять только по команде. Почти сразу же с обеих сторон завязалась общая перестрелка, и я отдал приказ укрыться в зданиях, так как в уличной перестрелке мы проигрывали. Отход задержался, и мы тут же получили двух раненых: Помбо в ногу и Туму в живот. Мы быстро отвезли их к ближайшему врачу, чтобы оперировать тем, что было под рукой. Рана Помбо легкая, кость не задета, только надо обеспечить ему покой. Туму как могли прооперировали и вывезли в горы, но у него перфорация кишечника.

Сегодня он умер. Мой неразлучный спутник всех последних лет, неизменно верный, его отсутствие я ощущаю почти как потерю ребенка. В последнее утро он попросил передать его часы сыну, которого он так и не увидел, как я делал раньше с часами погибших товарищей. При ближайшей оказии я переправлю их в Манилу^[4].

— Винтовок… маузер… четыреста двадцать две… гаранд… девяносто восемь… патронов к ним… сорок два ящика… пулеметов Збройовка… — диктовал Римак и даром что не урчал от удовольствия.

Еще бы, на него свалилось такое богатство, о котором он и помыслить не мог! Год он трясся над каждым стволом, надоедая командирам требованиями беречь, холить и лелеять имущество. Иной раз Вася подозревал, что дай хозяйственному индейцу волю — и он, лишь бы не тратить патроны, унесет все оружие подальше в горы, чтобы никто не достал. А тут вдруг — сотни винтовок!

Счастье Римака, правда, омрачилось передачей большей части маузеров горняцкой милиции.

Помимо боеприпасов, винтовок, пулеметов, пистолетов и прочего стреляющего, взятие Сукре дало и множество других ништяков, не менее полезных, вроде того же радиоцентра.

— Из государственных контор, судов, полиции и казарм, — докладывал Антонио, — вывезли свыше пяти ящиков бланков и готовых документов. Больше тысячи листов топографических карт. Планы строительства дорог и другие бумаги, разбор еще не закончен.

Дальше отчитывался Че:

— Мы вынесли хранилища трех банков, включая государственный. Очень удобно, что их расположили в соседних зданиях, прямо как по заказу. Предварительно сумма не меньше миллиона долларов.

— Только деньгами? — поднял голову от записей Катари.

— Нет. Помимо банкнот разных стран, еще драгоценности, векселя и другие денежные инструменты.

Люди Габриэля и Гильена заранее подготовили налеты и захват не только издательств и радиостанций, но и типографий, и фотоателье. И теперь у командиров болела голова где разместить фотостудию и, главное, кто ей будет заниматься. С типографским оборудованием малость полегче — брали только компактное, не требующее подключения к сетям, простое в использовании, но тоже, куда ставить и кто будет заниматься?

Голова шла кругом.

Но всяко лучше распоряжаться уже имеющимся, чем искать, где добыть отсутствующее.

— Это все прекрасно, — сложил свои записи Че, — но многое мы не смогли вывезти. Мало грузовиков и заторы на дорогах. Мне приходилось стрелять в воздух, чтобы пробится.

Да, волшебное слово «халява» сыграло с партизанской армией злую шутку — стратегически ценные вещи по заранее составленным спискам затерялись среди колонн грузовиков и