Неогальперин экспроприирует не у Бальмонта и Надсона, а у Блока (Бешено вздрогнув, за полночь кинется воющий автомобиль), В. Иванова (Не долгой немотой ответствуют небесные пространства).

Неогальперин расставляет слова по-прежнему «экзотически», также чуждается своих образов и собственного лица, точно опасаясь за свой вкус. –

Эта ругань исторического пошиба.

В 1846 г. В. Белинский разоблачал Аполлона Григорьева: «не поэт, вовсе не поэт».

От ярого натиска Асеев отбивался руками и ногами. В сборнике «Руконог» он так накинулся на «Первый Журнал Русских Футуристов». По его мнению, это – завравшаяся банда.

– Организован трест российских Бездарей.^[3]) Вы с злобой и бесстыдством забываете о порядочности и распространяете клеветнические сплетни о поэтах инакомыслящих с Вами. –

Позднее Ник. Асеев возносит «Облако в штанах»:

– Поразительный успех.

Вниманию критиков.

Читайте многочисленные цитаты. –

Конец рекламы – задор и ярость за Маяковского:

– Что-же, господа критики! Может быть, кто-нибудь попробует силенку на этом силомере? –

В 1919 г. «отец российского футуризма» Д. Д. Бурлюк «занял» Дальний Восток.

Его занятные штаны и остроумие обезоружили даже ярого в то время врага футуризма Н. Ф. Чужака.

. . . . . . . . . .

И над Дальним Востоком взошло «новое светило»:

«Декларация Дальневосточных Футуристов».

Под светилом расписался и «Великий Футурист – Революционер Духа» Ник. Асеев.

На этом я обрываю большое предисловие моей маленькой статьи о нахлебниках Хлебникова.

IV.

Слово Велемиру Хлебникову:

– Я выбран осени в хорунжие – у Ник. Асеева. У него:

Ник. Асеев пел по пятам Хлебникова.

Хлебников:

Асеев:

У Хлебникова:

У Асеева:

«Как-то-с, кактус» – в «Мистерии Буфф»:

От Хлебникова планетарная фамильярность у Маяковского:

У Хлебникова:

В 1912 г. Хлебников берет историю России за руку и спрашивает:

– Не следует-ли ждать в 1917 г. падения государства? –

В 1915 г. Маяковский в «Облаке в штанах» зарифмовывает ясновидение Велемира, неудачно сварьировав дату:

. . . . . . . . . .

. . . . . . . . . .

. . . . . . . . . .

. . . . . . . . . .

V.

Самого злейшего нахлебника Хлебникова наказал сам Велемир:

Это – о Крученыхе.

Велемир Хлебников не допечатан.

Тысячи светлых строк ждут свободы.

Москва, 1926 г.

Открытое письмо худ. П. Митурича Маяковскому

Владимир Владимирович!

Примите мое последнее товарищеское обращение, которое должно положить грань новых отношений наших, в зависимости от Вашего ответа

Виктор Владимирович неоднократно упоминал мне о ряде своих вещей, которые он Вам отдавал в ожидании очереди на их опубликование и которые не дождались этого, и, что еще хуже, – не были возвращены ему.

Предполагая дружескую связь в Ваших отношениях с Велемиром, я не усматривал тут ничего злостного и приписывал такое положение вещей вполне нормальной небрежности московского мещанина, со скромной, но «законной» этикой, свойс<т>венной людям такого склада.

Причина долгого примирения Хлебникова с такой действительностью мне точно неизвестна, но в «Зангези» ему положен конец.

Там не упоминается Ваше имя, но даны некоторые черты лица, которые будучи дополнены заметками Хлебникова из оставшихся после его смерти рукописей, не оставят ни в ком сомнения, что одно из лиц – это Вы.

Не задолго перед смертью он мне перечислил рукописи, которые должны быть у Вас.

Мы знаем, что Велемир не ограничивал никого своим доверием, полагаясь бесконтрольно на совесть, хотя бы последней не оказывалось. Если была возможность сохранить хоть видимость старых привычек, искренней приязни, он поддерживал приятельские отношения, ибо ему они были дороже всех благ мира. Он был Исав, всегда готовый отдать свое первенство за чечевичную похлебку.

Поставив себя в такое рискованное положение (в зависимости от необузданной и весьма растяжимой совести людей) и не изменяя его до конца (в этом, м. б., есть смысл), он нес тяжелые испытания, его творчество подвергалось полному разгрому. Видя опасность для своего будетлянского дела, он в конце дал нити для его восстановления.

Ваша мысль, высказанная в беседе со мной в Вашем присутствии Л. Ю. Брик, что «Хлебников никому не интересен» и что я его переоцениваю, неосновательна.

Прежде всего, суждение о внимании общества к творчеству Хлебникова очень субъективно. Правда, он не пользовался такой известностью, как <Маяковский>, но иначе и не могло быть, т. к. Велемир избегал популяризации, как в самой работе, так и в житейском обиходе своем, не считаясь с оценкой стадного поклонничества, и если не имел полную аудиторию могущих читать его, то вина тут скорее не автора, а Ваша, на которую и указывает предмет моего письма.

Теперь смею Вас уверить, что существует несколько групп и отдельных лиц, которые глубоко чтят имя Хлебникова, для которых не только произведения, но и строка-слово ушедшего учителя ценны, которые не преминут, в случае надобности, это засвидетельствовать, даже больше, пойти на решительную защиту и