– Как дела? – осторожно поинтересовался капитан, – Я могу войти, помочь?
Со слезами на глазах Венди смотрела на ремень, которым было бы неплохо подпоясаться.
– Мисс Дарлинг? – капитан чуть-чуть толкнул дверь, но заглядывать в щёлочку не стал.
– Да, да… – всхлипнула она и поддела дверь ногой, впуская его.
– О, моя дорогая! – Крюк тут же извлёк платок и с удивительной нежностью утёр её слёзы, – Так больно? Будет полегче, скоро! Но пока маленькой храброй мисс надо потерпеть.
Он окинул её сочувствующим взглядом.
– Позволь, я помогу?
Венди тихо кивнула. Ремень был тут же подцеплен крюком и легко перекинут через талию. Капитан опустился перед ней на колени, затянул пряжку, быстрым движением завязал оставшийся длинный хвост и немного отцентровал ремень. Придерживая её за талию, он как-то странно робко взглянул на Венди снизу вверх, и, заметив, что она тоже смотрит, поспешил убрать руки. Потом Крюк встал, надел на её шею жгут для руки и с большой аккуратностью помог Венди продеть в неё свой металлический манжет. Чуть прикусив губу, он освободил из-под повязки её волнистые волосы и даже немного расправил их, мимолётно приглаживая.
– Идём, там намного теплее, – капитан хотел предложить девушке крюк, но случайно протянул кисть.
С опаской Венди всё-таки вложила свои пальчики ему в ладонь и позволила вывести себя из спальни. Галантный капитан учтиво проводил леди к столу, помог устроиться и вдруг заметил, что она босая.
– Ох, моя вина! Прошу меня извинить, я совсем забыл…
Венди наблюдала в изумлении, как Капитан Крюк поднёс ей её кружевные белые носочки и сизые туфельки на застёжках и как, предварительно спросив разрешения, помог ей обуться. Потом он неразборчиво прокомментировал, что ему следовало подобрать для неё свою светло-голубую блузу из синего ансамбля.
Крюк был сама любезность, он поухаживал за Венди за столом, нарезал для неё еду, следил, чтобы в кубке-ракушке всегда была вода. После завтрака, обратив внимание, что леди ещё очень слаба, он помог ей вернуться в спальню и предложил располагаться там, как она того пожелает, и сколько пожелает. Венди всё время постанывала от боли в руке, и Крюк поднёс ей со стола свой кубок.
– Что это? – с недоверием спросила девушка.
Крюк отпил немного, демонстрируя, что по пути не добавил в напиток никакого яда.
– Анестетик, моя дорогая. И снотворное. Будет, я полагаю, невкусно… но нужно выпить пять больших глотков.
Капитан сам снял кубок со своего крюка и передал Венди. Девушка поморщилась: запах у напитка был неприятно резкий.
– Рекомендую задержать дыхание.
Она вдохнула поглубже, зажмурилась, быстро выпила пять длинных глотков и ужасно закашлялась.
– Глупенькая, надо было выдохнуть, задержать и пить… – капитан перехватил свой кубок крюком, а здоровой рукой уложил Венди, поддерживая под лопатки, стараясь, чтобы девушке не пришлось лишний раз напрягаться. Та почти моментально опустила потяжелевшие веки и утонула головой в подушке. В крюке висел полупустой кубок, так что капитан пальцами убрал несколько русых прядей с её лица и удалился.
*
Венди проснулась, как ей показалось, спустя примерно сутки, её рука, и правда, болела чуточку меньше, хотя всё ещё очень сильно ныла. Из окошка наверху слабо лился хмурый свет, падающий квадратными бликами на прикроватную тумбу. Беззвучно зевнув, девушка села. На тумбе валялся хозяйский крюк, в уголке стояла потушенная лампадка, а рядом с ней небольшая металлическая бадья, на бортике которой висел платок точно такой же, каким капитан смахнул вчера с её лица горячие слёзы. На донце бадейки оставалось ещё прохладная вода, и Венди, макнув в неё платочком, слегка освежила лицо. Затем она встала, проигнорировала туфельки, оставленные для неё у кровати, и тихонько выглянула за дверь.
– Капитан?
Ответа не последовало.
Укладывая больную руку поудобнее в специальную шейную перевязь, Венди вошла в просторную каюту Капитана Крюка. Её разум сейчас был наименее затуманен, и ей представилась возможность изучить личные покои своего спасителя (или, всё-таки, тюремщика). В глубине перед ней располагались между угловыми кариатидами четыре внушительных длинных кормовых окна, и ещё по два арочных, с двух сторон, с декоративной резьбой. По верхнему периметру все окна между собой соединял сочный ряд цветных витражных стёклышек, ярко-синих, с кровавыми и жёлтыми узорами. Прямо перед входом в спальню, ближе к левому оконному крылу в нескольких шагах стол, служивший обеденным: сейчас на нём тесно толпились какие-то безделушки и сундучки, а также стоял неизменный кувшин с анестетиком и кубок-ракушка на толстой бронзовой ножке. Вдоль окон у стола – низкие полки с беспорядочно сваленным навигационным оборудованием, тубусами с картами, каллиграфическими перьями, чернильницами и пергаментными стопками, придавленными цветными драгоценными камушками в качестве пресс-папье: изумрудами, янтарями, рубинами, сапфирами, и ещё какими-то фиолетовыми, таафеитами, наверное. Всё камни были без огранки и, как будто, немножко светились изнутри. Венди удивилась огромному количеству разных ножей, глядящих на неё своими острыми лезвиями отовсюду: из свитков, из-под книг, из-за приборов. Один миниатюрный кинжал завалялся среди перьев, ещё один, совсем узенький, торчал рукояткой из чернильницы. С боковой полки глядели на девушку древками несколько пистолетов со стволами разной длины. Также, Венди разглядела во всём этом барахле как минимум четыре старых крюка, погнутых и заржавевших.
Но больше всего в глаза бросался богатый декор помещения: каждый предмет мебели был украшен явно очень дорогостоящими каменными статуэтками: морские сюжеты, хищные животные, птицы и,