вспоминая о своем отце, говорил, что это был человек, преданный своему делу, который, однако, уделял достаточно времени и культурным аспектам жизни. Особенно он любил музыку. Сам Альфредо-старший играл на виолончели, а в гостиной у него стояло пианино. А еще он обладал весьма въедливым характером, не терпел малейших неточностей в документах и бумагах и вечно снимал с них копии. Эти копии он печатал на маленькой печатной машинке, используя фиолетовую копировальную бумагу, а потом раскладывал по особым конвертам. Эти напечатанные через фиолетовую копирку копии документов произвели неизгладимое впечатление на его младшего сына, который до конца жизни заправлял свою авторучку фиолетовыми чернилами.

Альфредо-младший по прозвищу Дино был вдумчивым и тихим мальчиком, который хорошо учился в школе и всегда делал домашнее задание. Энцо, наоборот, терпеть не мог ходить в школу Он предпочитал кататься на велосипеде или на роликах, а также состязаться с мастеровыми в беге — благо, что подобие стометровой беговой дорожки нетрудно было разметить на пустыре перед мастерскими. Кроме того, Энцо любил гонять голубей и стрелять из лука в крыс. В детстве он, по его собственному выражению, «мечтал стать оперным певцом или спортивным журналистом». А потом ему захотелось стать гонщиком. А все потому, что, по его мнению, овладение этими профессиями никак не зависело от академической успеваемости в школе.

Желание стать автогонщиком появилось у Энцо в 1903 году, когда его отец приобрел автомобиль — один из двадцати семи, которые бегали по тогдашней Модене. Это был одноцилиндровый De Dion Bouton французского производства. Одновременно с покупкой машины семейству Феррари пришлось нанять водителя-механика, в обязанности которого входило поддерживать капризный аппарат в рабочем состоянии. Прошло совсем немного времени, и принадлежавший Альфредо-старшему De Dion Bouton возглавил кортеж, состоявший из автомобилей местных автолюбителей. В одном из этих автомобилей ехали одетые в одинаковые матросские костюмчики братья Феррари, направляясь к храму на свое первое причастие. В этот день крестный отец Энцо — Ансельмо Кьярли — подарил своему крестнику, у которого второе имя тоже было Ансельмо, серебряные часы с цепочкой.

6 сентября 1908 года Альфредо Феррари повез своих сыновей на первые в их жизни автомобильные гонки. Эти соревнования, именовавшиеся «Circuito di Bologna» («Болонское кольцо»), были отмечены участием звезд. В заездах принимали участие два величайших гонщика того времени — голубоглазый Феличе Наццаро из Турина, двадцати семи лет, и Винченцо Лянча из Пьемонта, который был моложе туринца на год. Они должны были мчаться на своих огромных мощных Fiat по улицам Болоньи, выехать в пригород и, проехав несколько километров по Виа Эмилиа, развернуться и вернуться назад. Быстрее всех этот круг прошел Винченцо Лянча, но гонки выиграл Наццаро, который показал на прямых участках этой импровизированной трассы среднюю скорость 74 мили.

На Энцо гонки по улицам города произвели незабываемое впечатление. Fiat фаворитов были выкрашены в красный цвет. За год до того, перед гонками на Большой приз Франции, были установлены новые правила. Отныне каждая страна — участник гонок должна была окрашивать свои машины в национальные цвета: Франция — в синий, Германия — в белый, Британия — в зеленый, а Италия — в красный. Теперь уже трудно выяснить, кто из организаторов гонок Граи При принял такое решение и кто присвоил вышеперечисленным странам эти цвета. Причины этого решения историкам также неизвестны. Впрочем, вполне логичным выглядит предположение, что, поскольку гонки устраивала Франция, именно французы выступили инициаторами этой затеи и присвоили своим авто синий цвет, который всякий француз почитает исконно французским.

Что касается красного цвета, выбранного устроителями гонок для Италии, то тут уместно вспомнить национального героя страны генерала Гарибальди, чьи солдаты в середине XIX века носили красные рубашки. Нет никаких сомнений, что алые машины Наццаро и Лянчи также произвели сильное впечатление на юного Энцо. Феррари, однако, позже писал, что более всего его поразили принятые в городе меры безопасности, что в те времена было новинкой. На тех участках трассы, где повороты были крутыми, а толпа стояла особенно густо, зрителей отделяла от проезжей части полоса безопасности шириной в сорок ярдов и наполненный водой ров.

Через год Энцо снова попал на гонки — на этот раз в Новицелло, который находится между Моденой и Феррарой. Гонки были организованы только что основанной Автомобильной ассоциацией города Модены. Чтобы посмотреть гонки, Энцо прошагал две мили от своего дома, пересек три поля и железнодорожную линию. Впрочем, дело того стоило: в гонках должны были принимать участие лучшие итальянские гонщики того времени. Прежде чем машины стартовали, помощники долго поливали плохо подготовленную трассу водой из привезенных на грузовиках бочек. Гонки выиграл гонщик по имени Да Дзара, который показал среднюю скорость 87 миль. «Мне эти гонки понравились до чрезвычайности», — отмечал позже Феррари.

Можно не сомневаться, что гонки нравились Энцо куда больше учебы. Однажды, когда ему было пятнадцать лет, они с приятелем по имени Пеппино душным августовским вечером прогуливались по городу. Пеппино на ходу отмахивался от комаров скрученным в трубочку автомобильным журналом. Неожиданно он спросил, чем Энцо собирается заниматься, когда вырастет. Остановившись под газовым уличным фонарем, дававшим неяркий рассеянный свет, юный Феррари указал на портрет изображенного на обложке журнала Ральфа Де Пальмы, выигравшего гонки «Индианаполис-500», и сказал: «Я буду гонщиком. Обязательно». — «Хорошее дело, — ответил Пеппино. — Если, конечно, тебе удастся добиться на этом поприще успеха».

Зимой, стоя у подернутого изморозью окна, Энцо и Альфредо, водя пальцами по стеклу, учились красиво расписываться — на тот случай, если они в будущем станут знаменитостями и люди будут просить у них автографы. Альфредо, впрочем, никогда слишком высоко мыслями в небо не воспарял, считал, что полагаться на пустые мечтания особенно нечего, и продолжал упорно учиться. Энцо, напротив, по-прежнему относился к учебе спустя рукава. Поэтому ничего удивительного нет в том, что, когда он в конце года принес плохой табель, отец задал ему хорошую взбучку. «Я до сих пор помню, какая тяжелая была у него рука, — писал Энцо спустя полвека. — Отколотив меня, отец сказал: «Ты должен стать инженером!» К сожалению, Энцо ничего не написал о реакции Альфредо-старшего, когда он в 1914 году в возрасте семнадцати лет сделался