голове у него было много. Например, на своей даче он выращивал виноград и достиг удивительных результатов: лоза давала плоды. Виноград, конечно, был кислый, но, как уверял Виктор Андреевич, витаминов в нём было не меньше, чем в южных сортах.

Чего он только не делал: рыхлил почву каким-то способом, с чем-то её смешивал, закапывал в грунт пустые бутылки, торчащие на поверхности частью донышка. И объяснял — стеклянные бутылки аккумулируют тепло. Но более всего поразил он сослуживцев, когда попросил их не выбрасывать, а приносить ему старые кожаные ботинки. Он их закапывал под корни, а несведущим объяснял — кожа гниёт и продуцирует тепло, а это очень полезно корням. После этого больше никто не сомневался: Виктор Андреевич может всё, и своими арбузами уже никого удивить не мог.

Не ставя цель достичь в профессии чрезмерного, он тем не менее достиг высочайшего мастерства.

Женщины отдела уже давно его спрашивали:

— Витя, когда диссертацию начнёшь писать?

Он поначалу посмеивался и отнекивался, а потом загорелся: «Вот я дурак! Диссертацию ведь после аспирантуры защищают, а там учебный отпуск — 30 дней дополнительных». И поступил в аспирантуру, а дополнительный отпуск разбивал по две недели и брал их весной и осенью — в период посадки и сбора урожая.

В последнее время на работе Виктор Андреевич часто сидел с закрытыми глазами. Ивана это озадачивало, остальных — нет. Что в это время происходило в его голове — мнения расходились. Одни говорили: «Спит — вон и ластик подложил под локоть, чтобы рука не соскальзывала». В другой раз они же и не соглашались: «Нет, он задачу обдумывает». В подтверждение Виктор Андреевич иногда постукивал по столу карандашом, но глаза не открывал.

Однажды сомнения разрешились случайным образом. В тот день Дина Петровна, придя с обеда, стала жаловаться на память:

— Девушки, совсем памяти не стало: вот вечером думаю — надо вот это обязательно сделать, потом решила, что лучше с утра. Утром встаю и совершенно не помню, что хотела. Так до сих пор и не вспомнила, только и помню, что что-то очень важное.

— Дина Петровна, я вам подскажу, — открыв глаза, с усталым видом и со вздохом сказал Виктор Андреевич.

— Ну, скажи, — взоры «девушек» обратились на Витю.

— Вы хотели ещё с вечера мужа попилить.

Все рассмеялись, Дина Петровна тоже, но после некоторого раздумья — обижаться или нет на Витю. Виктор Андреевич сохранял невозмутимое спокойствие.

Глава 6

Первое время, с месяц, Виктор Андреевич особенно опекал Ивана: рассказывал о структуре отдела, кто чем занимается, по каким вопросам происходит взаимодействие со смежными отделами, и обратил внимание на прочие очень важные мелочи в работе, которых нет в университетских учебниках.

Пообщавшись с Иваном, он составил о нём своё мнение, но ни с кем не делился. Постепенно рабочее взаимодействие стало минимальным. Впрочем, стол Ивана располагался рядом и Иван всегда мог спросить ему необходимое.

Помещение, в котором располагался отдел, было огромным — около 500 квадратных метров. Между собой работники называли его конюшней. Оно было разделено поперечными и продольными колоннами на четыре части, между колоннами стояли шкафы и стеллажи. Сектора отдела занимали каждый свою часть. Свободное пространство над шкафами позволяло, при необходимости, докричаться до другого конца зала, поэтому часто, например, можно было слышать: «Елена Петровна, ты на месте? Сейчас подойду».

На входе располагался стол дежурного с телефоном, по которому можно было даже позвонить домой. В обязанности дежурного входило приглашать к телефону по звонкам из других городов или сообщать звонящим из других отделов, на работе ли сегодня нужный ему человек. Часто звонили мамы или дети, но при этом надо было следить, чтобы сотрудники долго не заговаривались.

Столы в секторах были расположены, как школьные парты, в три ряда. Стол Ивана был третьим в среднем ряду. Лена и Надя сидели за первыми «партами», при желании он мог слышать их разговоры. Их столы упирались в ряд шкафов, дверки которых открывались уже в другой сектор.

Через две недели после прихода Ивану было поручено заниматься расчётом траекторий полёта нового изделия. Ответственность была небольшая, так как программа расчёта была давно написана, ему надо было просто вводить исходные данные. Однако, не меняя основы, он несколько исправил программу и упростил алгоритм расчёта, удалив из него ненужные части, наслоившиеся за годы. Работа его не тяготила, но самое неприятное для него началось примерно через месяц, когда его послали уточнить отдельные детали в смежный отдел. И он, имея университетское, а не инженерное образование, разговаривать на равных с инженерами не мог, поэтому вернулся он раздосадованный и злой на себя. После пары таких визитов он с удовольствием согласился поехать в колхоз на две недели.

Возвратившись, он понял, что его отсутствие осталось незамеченным. Его работу запросто выполнил другой. Но он был доволен сменой обстановки и в дальнейшем охотно соглашался ездить и на стройку, и в колхоз, тем более, что положенный отпуск был не скоро. Работников сектора также это устраивало, так как многим, обременённым семьёй, ехать не хотелось.

Иван в школе был младше своих одноклассников на год, а некоторых на два, к тому же был отличником и шёл на золотую медаль, поэтому уважением не пользовался. К нему относились как к недоростку. Подобное отношение сделало его замкнутым и себе на уме. В университете всё было по-другому: здесь не было взрослых и маленьких, здесь все были равны. Свобода студенческой жизни раскрепостила его, он общался со всеми с удовольствием, находя в этом общении новые для него радостные краски. Все они, опьянённые свободой, наслаждались жизнью и несли всевозможную чепуху. Товарищи были не восприимчивы или равнодушны к своим и его словесным несуразицам.

На работу во взрослый коллектив он попал, будучи фактически ещё ребёнком. Он был неуклюж, не знал, как себя держать, стеснялся и краснел непонятно от чего. Молодая девушка, пришедшая с ним на работу в июле двумя неделями раньше, удивила его в первый же день. Когда Виктор Андреевич чихнул, девушка — кажется, её представили как Надю — обернулась и сказала: «Будьте здоровы, Виктор Андреевич». Так повторялось каждый раз. Она произносила эти слова с такой доброжелательностью, что никак нельзя было усомниться в её искренности. Ивану же казалось, что приличнее было бы вовсе «не заметить» чиханье. Он снова очутился как бы в школе, но в другой — школе жизни. За глаза женщины окрестили его ботаником с мехмата.

Глава 7