ведь его не знаешь.

-- Ты мне как-то говорил про него. Заковыристый тип, насколько я помню.

-- Заковыристей не придумаешь.

-- Это он обнаружил в твоей спальне двадцать четыре кошки?

"Двадцать три", -- поправил я. "Я не люблю преувеличений. -- Это были не мои кошки. И засунули их туда мои кузины Клаудия и Юстас. Да разве я мог что объяснить Глоссопу! Он совершенно не умеет выслушивать людей. Надеюсь, что уж его по крайней мере не будет в Бринкли".

-- Ты едешь в Бринкли?

-- Завтра днем.

-- Счастливый, получишь кучу удовольствия.

-- Правда? Уж это маловероятно.

-- Ну ты даешь. Один Анатоль с его обедами чего стоит. Помнишь имя той пери, что стоит несчастная у дверей Эдема?

-- Дживз мне что-то рассказывал.

-- Так вот, я точь-в-точь как та пери. Мысль о том, что Анатоль каждый вечер накрывает стол, за которым меня не будет, разрывает мне сердце. Лично мне твои сомнения непонятны. Бринкли -- это земной Эдем.

-- С этим трудно не согласиться. Но временами и у этого места появляются свои изъяны. На мой бы вкус побольше бы там ландшафта и поменьше человеческих образцов. Ибо кто ты думаешь завалился нынче туда? Обри Апджон!

Киппер был явно в шоке. Он вытаращил глаза, и подрумяненный гренок выпал из его изумленно раскрытого рта.

-- Старик Апджон? Да ты шутишь?

-- Точно тебе говорю. Он, личной персоной. А кажется еще вчера ты обнадеживал меня, что наши с ним пути уже никогда не пересекутся.

-- Но каким образом он очутился в Бринкли?

-- Именно этот же вопрос я задал своему старшему товарищу тетушке, но ее объяснения ее полностью оправдывают. Оказывается, разлучившись с нами, Апджон женился на тетушкиной подруге, некой Джейн Милз, став отчимом ее дочери, Филлис Милз, а тетушка Далия -- ее крестная мать. Моя тетка пригласила крестницу в Бринкли, а Апджон решил тоже проветриться.

-- Ясно. То-то ты трясешься как осиновый лист.

-- Не знаю уж как насчет породы дерева, но то, что как лист -- это уж точно. Как вспомню его злые глазки...

-- И толстую, выбритую верхнюю губу! Как посмотришь на него за обедом... Кстати, а Филлис ничего.

-- Ты ее знаешь?

-- Мы познакомились в Швейцарии прошлым Рождеством. Передавай ей мой пламенный. Отличная девушка, правда немного малохольная. А она мне не говорила, что Апджон ее родственник.

-- Нормальные люди стараются скрывать такие вещи.

-- Да уж. А кто-то ведь влачит родственные узы с Палмером-отравителем. Помнишь, как он нас кормил с Мэлверн Хаус? Помнишь его колбасу по воскресеньям? А вареную -- брр -- баранину в кактусовом соусе?

"А маргарин! Ты вспомни, как у нас слюнки текли, когда он таскал домой -- сумками! -- деревенское масло. Кстати, Дживз", -- спросил я, когда тот подошел убрать со стола, -- "тебе не приходилось посещать школу на южном побережье Англии?"

-- Нет, сэр, я обучался на дому.

-- Ах, тогда тебе не понять. Мы тут с мистером Херрингом вспоминаем нашего бывшего учителя начальной школы, магистра вишь гуманитарных наук. Кстати, Киппер, тетушка Далия рассказала мне о нем кое-что новенькое, могущее отвратить от себя истинно интеллигентного человека. Ты помнишь его напыщенные речи в конце каждого учебного года? Так вот, оказывается, он читал их по шпаргалке. А без нее он был бы нем как рыба. Отвратительно, неправда ли, Дживз?

-- Многие ораторы имеют подобный комплекс, сэр.

-- Нельзя быть таким мягкотелым, Дживз, надо иметь твердые принципы. Впрочем, мы заговорили об Апджоне по причине того, что он снова появился в моей судьбе, вернее вот-вот появится. Он гостит в Бринкли, а я отправляюсь туда завтра. На этом настаивает тетушка Далия, я только что разговаривал с ней по телефону. Ты не соберешь мне кое-что из пожиток?

-- Хорошо, сэр.

-- Когда ты отправляешься в свою увеселительную поездку?

-- Сэр, я предполагал, что это будет сегодняшним утренним поездом, но если вы хотите, я могу отложить это до завтра.

-- Нет, что ты. Ты можешь ехать как собирался.

-- Эй, в чем дело? -- обратился я к Кипперу, как только дверь кухни закрылась за Дживзом: ибо мой друг прыскал от смеха. Довольно чревато прыскать от смеха, если твой рот набит гренками и мармеладом: но факт.

-- Я подумал про Апджона.

Я был изумлен. Трудно было себе представить, что при мысли о Мэлверн Хаус один из его узников позволит себе веселиться.

-- Я завидую тебе, Берти, -- продолжал смеясь Киппер. -- Тебя ждет интересное зрелище. Ты будешь сидеть за утренним столом с Апджоном и увидишь, как он откроет свежий номер нашего "Ревью" и начнет просматривать страницы литературной критики. Дело в том, что не так давно к нам в редакцию принесли его книжку, он там расхваливает нашу начальную школу. Он пишет, что это были годы, формирующие личность ребенка: и вообще наши самые счастливые годы.

-- Вот те на!

-- Он правда не предполагал, что книжка-то попадет на рецензию к одной из жертв счастливого детства в Мэлверн Хаус. Но есть еще одна заповедь, Берти, которую должен знать с юных лет каждый: лавровый венок может оказаться хорошей приправой для супа. Я разнес нашего Апджона в пух и прах! Одни только воспоминания о воскресных колбасках наполняли меня сатирическим гневом Ювенала.

-- Кого?

-- Да ты его не знаешь. Он нас постарше. Так вот, я был вдохновлен! Любая другая подобная книжка потянула бы у меня не больше чем на абзац, но здесь -- шестьсот словвдохновенной прозы! И тебе посчастливится увидеть лицо Апджона, когда он будет их читать.

-- Почему ты так уверен, что он прочитает рецензию?

-- А он наш подписчик. Пару недель назад мы публиковали его письмо, в котором он распинается, какой у нас хороший журнал.

-- А ты поставил там свою подпись?

-- Нет. Наш шеф считает, что мы мелкие сошки и обойдемся без фамилий.

-- И что, горячий матерьялец?

-- Не то слово! Так что утром не своди с Апджона глаз, смотри за его реакцией. Я почти уверен, что краска стыда и угрызений совести зальет его лицо.

-- Правда, есть одна закавыка: я не спускаюсь к завтраку, когда гощу в Бринкли. Но на этот раз мне придется ставить будильник.

-- Будь добр. Того стоит, -- заметил Киппер и вскоре отправился на службу зарабатывать свой мармелад насущный.

Через двадцать минут в комнату зашел Дживз, чтобы попрощаться. Это была трагическая минута, требующая с обоюдных сторон большого самообладания. Но мы оба мужественно сдержали свои рыдания: наконец, превозмогая боль расставания, Дживз направился к дверям. И тут я вдруг подумал: а не завалялась ли в его памяти какая информация о Уилберте Криме, том самом, о котором говорила тетушка Далия. Я был такого мнения о Дживзе: мне казалось, что он знает все и обо всех.

-- Кстати, Дживз.

-- Да, сэр?

-- Я кое о чем хочу тебя