пришел ради тебя.

Я застыла, не сводя глаз с пинты пива. Он говорил правду. Я знала, потому что обслуживала его каждый вечер. До меня дошло, что дорогой одеждой, безупречностью манер, сдержанностью Кэллам совершенно не похож на Мэла. Возможно, именно он мне и нужен, чтобы в голову перестали лезть непрошеные воспоминания об ирландском поэте.

Значит, Кэллам совершенно не похож на моего отца.

Значит, ради себя же самой я должна дать ему шанс.

Он моя работа над ошибками. Мой второй шанс. Мое спасение.

– Так что? Пойдешь со мной на свидание? – упрашивал он. – Обещаю доказать, что я на удивление неуравновешенный, малость безграмотный и жутко непредсказуемый.

– Ладно, – закатила я глаза и беззаботно улыбнулась.

– Ха! – Он торжествующе ударил по барной стойке. – Было немного непредсказуемо, правда? – Кэллам развалился на стуле и отпихнул от себя стакан пива, как будто тот внушал ему отвращение. – Дамы не в силах мне отказать, – бросил он.

Вернувшись мыслями в банкетный зал, я глубоко вздыхаю, глядя на Кэллама.

– А ты, без сомнений, хочешь поведать мне все о шлюхах и членах, – говорю я, чувствуя его возбуждение через узкие брюки и свое платье.

К слову, тем вечером в баре Кэллам соврал. У него нет ни одного грубого, опасного или случайного изъяна. Что касается родимого пятна? Его кожа чиста, как белоснежный лист бумаги.

Кэллам Брукс в длинных белых носках, с золотисто-бежевыми волосами, внушительным ростом и подтянутым телом хорош собой, словно глава семьи, проживающей в летнем домике в Нантакете, у него два или три ребенка, а по выходным он щеголяет в рубашке поло и играет в гольф. Моя лучшая подруга Саммер любит прикалываться, что он выглядит как идеальный кандидат в партию Дэвида Дюка^[4].

Кэллам смотрит мне прямо в глаза.

– Я сторонник моногамии, мне тридцать два, и мы встречаемся почти год. Рори, меня не пугают обязательства. Если бы все зависело от меня, ты переехала бы в мою квартиру уже завтра утром.

Я расстегиваю его пиджак и развязываю галстук, просто чтобы чем-то себя занять. Мне тоже нравится Кэллам, но год – недостаточный срок для того, чтобы съезжаться.

«Тебе это не помешало через двадцать четыре часа после знакомства наобещать Мэлу провести с ним остаток жизни», – думаю я.

Да, но тогда я только-только познала член и оргазм, доставленный мужскими руками. До сих пор продолжаю искать оправдания своим поступкам, совершенным в восемнадцатилетнем возрасте.

Кэллам ведет меня к столику. Мы подсаживаемся к типам из бухгалтерии и маркетинга в деловых костюмах, они жуют закуски, обсуждают хеджевые фонды и новые пляжные городки, затмившие Хэмптон.

Кэллам непринужденно вливается в разговор, попивая через трубочку содовую. Он по-прежнему не берет в рот ни капли спиртного. Я заостряю внимание на своих коллегах, стараясь выбросить из головы мужчину в вип-ложе.

Как я уже говорила, это не Мэл. И… ну ладно, ладно. Давайте сделаем уступку моему безумному мозгу и представим, что это он. Ну и что? Он меня не заметил. Ну а я не собираюсь к нему подходить. Наверное, он заскочил в город на пару денечков. Мэл удивительно предан своей семье, ферме, стране. Познакомившись с ним, я сразу это поняла. Этот мужчина не переедет в Америку. Даже ради девушки.

Тем более ради девушки.

И точно не ради этой девушки.

Ради денег? Ему на них плевать. Всегда было плевать.

Я покусываю хлебную палочку, опрокидываю два бокала вина и оказываюсь втянутой в бурную беседу о пляжных домиках и лучших туалетах на Манхэттене (лидирует мебельный магазин на углу Хаустон-Ист и Бродвея). К нашему столику плавной походкой направляется Уитни, помощница Райнера и чертова сука. Ее бедра раскачиваются как маятник. Платиновые волосы уложены в короткий боб так четко, будто парикмахер пользовался линейкой. Платье, напоминающее БДСМ-униформу, скроено из кожаных полосок, прикрывающих лишь грудь и бедра. Уитни наклоняет голову и выпячивает алые губы.

Люди за столиком замолкают, потому что Уитни хранит секреты так же, как я воздерживаюсь от углеводов. Пример: хлебные палочки и вино.

– Аврора, – вкрадчиво произносит она, положив на талию руку с идеальным маникюром.

Все зовут меня Рори, но Уитни – только Авророй. Однажды на фотосессии одного известного поп-певца, куда она заявилась вместе с Райнером, я совершила оплошность и упомянула о неприязни к своему полному имени. С тех пор я для нее только Аврора. Скажи я, что у меня аллергия на деньги, Уитни тут же переведет все средства компании на мой банковский счет.

А это мысль.

– Уит. – Не удостоив ее взглядом, я засовываю в рот последний кусочек хлебной палочки.

– Мистер Райнер хочет поговорить с тобой на балконе. – Уитни смотрит над меня, сведя выщипанные брови. Честное слово, она получает удовольствие, когда прочищает горло и с намеком добавляет: – Наедине.

Расправив плечи и высоко задрав голову, я опрокидываю для храбрости третий бокал вина и иду на террасу в вип-ложу. Райнер скор на сексуальные домогательства, тем более под кайфом и пьяный. А сейчас он точно пьян. Я засовываю салфетку с логотипом отеля в кармашек платья. Оглянувшись, вижу, что Уитни усаживается на мое место и кладет накрашенные красным когти Кэлламу на плечо, попутно стрельнув в его сторону приторной улыбочкой. Уитни из кожи вон лезет, чтобы доказать свое превосходство надо мной. И это, конечно же, так, если в качестве критерия брать мошенницу из искусственного пригорода «Отчаянных домохозяек».

Напоследок я вижу, как она шепчет Кэлламу что-то сокровенное. Он хмурится, отрицательно качает головой и кажется расстроенным ее предложением.

Распахнув двойные двери, я выхожу на совершенно пустой балкон. Здесь холоднее, чем в сердце у моей матери. Я потираю руки, проклиная себя за то, что оставила пальто в зале, и ступаю к перилам, с восхищением взирая на панораму.

Стоит мороз, но мне всегда холодно. С самого рождения и сколько себя помню я всюду ношу свитеры и пуховые куртки. Словно моя кожа навсегда покрыта невидимой коркой льда.

Я смотрю вверх, на звезды, и даже при такой погоде восторгаюсь их красотой.

Слышу приближающиеся за спиной шаги. На плечи опускается что-то тяжелое. Дорогое шерстяное пальто, еще хранящее тепло чужого тела. Пальто пахнет роскошным мужским ароматом: землей, сосной, сигаретами и слишком затратным для розничной продажи одеколоном. Сбоку появляется тень. Он ставит стакан с виски на широкие мраморные перила, облокачивается на них почти рядом со мной, но не касается.

Я поворачиваю голову, ожидая увидеть Райнера, но сталкиваюсь лицом к лицу с… Мэлом.

С моим Мэлом. Это все-таки он.

Мэлаки Доэрти с лиловыми глазами. С завораживающей