- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (5) »
жива!
— Как вы стали поэтом? — Помню: не было ни весны, ни зимы, ни лета, а лишь кочевая луна над пашней стояла. Я на землю упала. — Пиши! — зашумело эхо. — О наших делах и грехах. — Зачем? — пробурчала я, но всё же перо взяла и поломала его о бумагу. Это первая была моя сага. Сага вторая — жизнь поломатая. А третья сага занятная, самая домоседная: здравствуй кошка — соседка моя. Вот и всё. Ай выйду ль я в поле, пройдусь ли ещё по воле? Закричу! Нет, не буду, я воин, теперь не больна я, а болен.
Зачем ты, воин Привычки, спорил всё время с судьбой? Умирая, ты просил спички. И они пришли. За тобой.
«Так какого же чёрта! — мохнатый в душу заглянет твою. — Демона звал, писатель? Я над тобой хохочу!» Расплескалось синее небо, растворилась чёрная даль. Это в душе поэта навсегда засела печаль. Одинокому одиноко, глубокому глубоко. Нет, жизнь не выжмет все соки, ему теперь будет легко! Легко ковыряться в душах, легко в белый свет плевать. Конечно, друзей он не слушал, он с белой войной воевал!
Белые, белые войны. Всё белым, белым, бело. На почерневшие кости легло золотое перо. Как легло, стало мёртвым. На скелет похож новенький стих. Что же ты, воин Привычки, в постели своей притих? Видишь, алеет алым какой-то другой отряд. Да, он тоже кровавый, но иначе не вытравишь смрад. Нет, в этот отряд не встанет полумёртвый поэт, он с лёгкой руки закидает планету своим памфлет.
Так зачем же ты, воин Привычки, споришь всё время с судьбой? — Прикури! — подержу я спички, потому что ход теперь мой!
Я вчера подружилась с попом, хороший такой поп, деревенский, шепелявит немного, и танец венский танцевать совсем не умеет, он что-то твердит о боге. А я слушала и умилялась: какой же он милый, и шепелявит немного. — Здравствуйте, я сахалинская недотрога: стихи пишу и от местных их прячу. Поп немножечко озадачен, он стихов давно не читает, лишь кадилом своим махает.
Какой же он всё-таки милый этот поп деревенский, и танец венский, жаль, танцевать не умеет. Он глаз лукавит, добреет мир вокруг и деревня наша. — Ты, батюшка, прав, я поэтесса ваша!
Верили мы поэтам, верили. Сами себе отмерили годы и расстояния, душ больных раздевание. И как бы поэтам ни верили, мы совесть свою не измерили, не вычислили линейкой: сколько ещё километров до невозвратности мыслей, мыслей не очень чистых.
И чёрт знает, кому мы поверили! Верили им мы и делали не наши идеи в дела воплощая. Поэты в книгах зависли, прощая. И молча смотрят на это — на то они и поэты.
Её никто не узнает, её не знает никто. Нет, она не из рая, она надевает пальто, шапочку, белые бусы и идёт в магазин, чтобы сказать: «Как пусто!» или «Пропадом пропади!»
Да, да и тут же исчезнет, как будто и след простыл. Она поэт-неизвестник, ей белый свет не мил, из которого слеплено чудо: реки, озёра, моря. Да что же это такое? — Как пусто! — мои слова.
Поэты каменных веков. Я не любила вас за это. Поэты каменных веков — политики, а не поэты! Не муза сдохла. Нет, чиста рука, стирающая чудо. И рифма вроде бы проста. Откуда ж ненависть, откуда?
Я на любви построю храм, я Русь прославлю до Курил! Но я ни строчки не отдам на ваш полузаморский пир. Поэты каменных веков мне братьями всегда казались. Поэты каменных веков врагами стали. Отписались.
Я легенда, я миф, я мечта! Была на Земле, не была? Не была, потому что земля былью красною проросла, байками, плясками, лебедой, поговорками. Я сюда ни ногой! Не буду никогда тут я, потому что я не Марфута, потому как я и не Маша. Не Маша, а значит, не ваша.
Ведь много мне и не надо, я миф и моя награда — читающая планета! А тут я иль меня нету — никому не может быть дела. Лови, поэма новая полетела!
Странные поэты бывают: про Русь они забывают, мужик к ним не ходит в гости, и мы их уже не просим быть к народу поближе, потому что всё выше и выше они над нами взлетают и про народ забывают. А мы им хлопать устали — наверно, плохими стали.
Да ладно уж, средь поэтов кто-то стар, кто-то устал, кто-то слишком долго молчал. Вот так мы на всё глаза и закрыли. Нас за это в лучшую жизнь не пустили.
Не так-то просто убить поэта за то, за это и за это. Но он пытался, он старался. Поэт писал, поэт зазнался. А он, ломая свои руки, рыдал от скуки: — Зачем нескромному поэту писать о том, о сём, об этом, и сидя дома в тишине, плевать на киллера в окне?
Не так-то просто убить поэта, как оказалось, но об этом расскажет только сам поэт. Цветы к могиле? Это бред!
А стихов у нас, стихов! В русской армии полков столько не было, однако. Я стихами лезу в драку, я стихами погибаю, со стихами воскресаю!
Не было у нас полков, сколько писано стихов. Не было у нас наград, сколько строчек и тирад! Мы, любимые поэты, благодарны вам за это: нас вам хочется читать много больше, чем стрелять.
Как-то быстро стихи слагались, за ними мы не угнались. Стихи рисовались и пели лёжа в тихой постели, и в автобусе шумном, а на работе отдушиной выплывали из-под пера.
Была б вечно я молода, так вам бы совсем надоела, вы б только моё и пели, а допев, плюнули и растёрли. А я листочек протёрла и новую песню сложила, если б вечно я жила!
— Напиши нам стихи о любви. — Не умею, я любовью совсем не болею, а болею жизнью проклятой, краем родным и хатой. О любви я писать не умела, в окно глядела, старела, года считая: век, вечность. Ах, о чем вы? Сердечность, сердечность. Не могу я, устала, не буду! О каждом мужчине забуду, лишь останется дом мой да вечность, и
Как я стала поэтом
— Как вы стали поэтом? — Помню: не было ни весны, ни зимы, ни лета, а лишь кочевая луна над пашней стояла. Я на землю упала. — Пиши! — зашумело эхо. — О наших делах и грехах. — Зачем? — пробурчала я, но всё же перо взяла и поломала его о бумагу. Это первая была моя сага. Сага вторая — жизнь поломатая. А третья сага занятная, самая домоседная: здравствуй кошка — соседка моя. Вот и всё. Ай выйду ль я в поле, пройдусь ли ещё по воле? Закричу! Нет, не буду, я воин, теперь не больна я, а болен.
Воин Привычки
Зачем ты, воин Привычки, спорил всё время с судьбой? Умирая, ты просил спички. И они пришли. За тобой.
«Так какого же чёрта! — мохнатый в душу заглянет твою. — Демона звал, писатель? Я над тобой хохочу!» Расплескалось синее небо, растворилась чёрная даль. Это в душе поэта навсегда засела печаль. Одинокому одиноко, глубокому глубоко. Нет, жизнь не выжмет все соки, ему теперь будет легко! Легко ковыряться в душах, легко в белый свет плевать. Конечно, друзей он не слушал, он с белой войной воевал!
Белые, белые войны. Всё белым, белым, бело. На почерневшие кости легло золотое перо. Как легло, стало мёртвым. На скелет похож новенький стих. Что же ты, воин Привычки, в постели своей притих? Видишь, алеет алым какой-то другой отряд. Да, он тоже кровавый, но иначе не вытравишь смрад. Нет, в этот отряд не встанет полумёртвый поэт, он с лёгкой руки закидает планету своим памфлет.
Так зачем же ты, воин Привычки, споришь всё время с судьбой? — Прикури! — подержу я спички, потому что ход теперь мой!
Поп и поэтесса
Я вчера подружилась с попом, хороший такой поп, деревенский, шепелявит немного, и танец венский танцевать совсем не умеет, он что-то твердит о боге. А я слушала и умилялась: какой же он милый, и шепелявит немного. — Здравствуйте, я сахалинская недотрога: стихи пишу и от местных их прячу. Поп немножечко озадачен, он стихов давно не читает, лишь кадилом своим махает.
Какой же он всё-таки милый этот поп деревенский, и танец венский, жаль, танцевать не умеет. Он глаз лукавит, добреет мир вокруг и деревня наша. — Ты, батюшка, прав, я поэтесса ваша!
Как-то плохо поэтам мы верили
Верили мы поэтам, верили. Сами себе отмерили годы и расстояния, душ больных раздевание. И как бы поэтам ни верили, мы совесть свою не измерили, не вычислили линейкой: сколько ещё километров до невозвратности мыслей, мыслей не очень чистых.
И чёрт знает, кому мы поверили! Верили им мы и делали не наши идеи в дела воплощая. Поэты в книгах зависли, прощая. И молча смотрят на это — на то они и поэты.
Поэт-неизвестник
Её никто не узнает, её не знает никто. Нет, она не из рая, она надевает пальто, шапочку, белые бусы и идёт в магазин, чтобы сказать: «Как пусто!» или «Пропадом пропади!»
Да, да и тут же исчезнет, как будто и след простыл. Она поэт-неизвестник, ей белый свет не мил, из которого слеплено чудо: реки, озёра, моря. Да что же это такое? — Как пусто! — мои слова.
Каменные поэты
Поэты каменных веков. Я не любила вас за это. Поэты каменных веков — политики, а не поэты! Не муза сдохла. Нет, чиста рука, стирающая чудо. И рифма вроде бы проста. Откуда ж ненависть, откуда?
Я на любви построю храм, я Русь прославлю до Курил! Но я ни строчки не отдам на ваш полузаморский пир. Поэты каменных веков мне братьями всегда казались. Поэты каменных веков врагами стали. Отписались.
Я миф
Я легенда, я миф, я мечта! Была на Земле, не была? Не была, потому что земля былью красною проросла, байками, плясками, лебедой, поговорками. Я сюда ни ногой! Не буду никогда тут я, потому что я не Марфута, потому как я и не Маша. Не Маша, а значит, не ваша.
Ведь много мне и не надо, я миф и моя награда — читающая планета! А тут я иль меня нету — никому не может быть дела. Лови, поэма новая полетела!
Странности поэтов
Странные поэты бывают: про Русь они забывают, мужик к ним не ходит в гости, и мы их уже не просим быть к народу поближе, потому что всё выше и выше они над нами взлетают и про народ забывают. А мы им хлопать устали — наверно, плохими стали.
Да ладно уж, средь поэтов кто-то стар, кто-то устал, кто-то слишком долго молчал. Вот так мы на всё глаза и закрыли. Нас за это в лучшую жизнь не пустили.
Не убить поэта
Не так-то просто убить поэта за то, за это и за это. Но он пытался, он старался. Поэт писал, поэт зазнался. А он, ломая свои руки, рыдал от скуки: — Зачем нескромному поэту писать о том, о сём, об этом, и сидя дома в тишине, плевать на киллера в окне?
Не так-то просто убить поэта, как оказалось, но об этом расскажет только сам поэт. Цветы к могиле? Это бред!
Я стихами лезу в драку
А стихов у нас, стихов! В русской армии полков столько не было, однако. Я стихами лезу в драку, я стихами погибаю, со стихами воскресаю!
Не было у нас полков, сколько писано стихов. Не было у нас наград, сколько строчек и тирад! Мы, любимые поэты, благодарны вам за это: нас вам хочется читать много больше, чем стрелять.
Стихи рисовались и пелись
Как-то быстро стихи слагались, за ними мы не угнались. Стихи рисовались и пели лёжа в тихой постели, и в автобусе шумном, а на работе отдушиной выплывали из-под пера.
Была б вечно я молода, так вам бы совсем надоела, вы б только моё и пели, а допев, плюнули и растёрли. А я листочек протёрла и новую песню сложила, если б вечно я жила!
Стихи о любви
— Напиши нам стихи о любви. — Не умею, я любовью совсем не болею, а болею жизнью проклятой, краем родным и хатой. О любви я писать не умела, в окно глядела, старела, года считая: век, вечность. Ах, о чем вы? Сердечность, сердечность. Не могу я, устала, не буду! О каждом мужчине забуду, лишь останется дом мой да вечность, и
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (5) »