Фронт без окопов

ДОЧЬ НАЧАЛЬНИКА ЗАСТАВЫ

Был полдень. Пограничники обедали. Из открытых окон столовой доносились веселые голоса, взрывы смеха, звяканье посуды.

За низким штакетником, опоясавшим дом начальника заставы, показалась курносая девочка в коротком ситцевом платье. Ветер трепал ей подол, ворошил светлые льняные волосы, делая их похожими на легкие облетающие пушинки одуванчика.

Выпорхнув из калитки во двор заставы, девочка оглянулась. Кому-то назидательно погрозила, юркнула обратно в калитку и тут же выскочила вновь, следуя по пятам за важным дымчатым котом.

— Кис, кис, кис… — щурясь от солнца, ласково звала она его.

Кот, брезгливо отряхивая от соринок словно одетые в белые чулки передние лапы, короткими перебежками продвигался к кухне, откуда шел аппетитный запах жареных котлет и наваристого борща.

— Иринка по следу идет! — выглянув в окно, рассмеялся повар.

Пограничники на минуту оторвались от тарелок. В окнах показались улыбающиеся лица — девочка была любимицей заставы.

— Скомандуй ему: лапы вверх — и сади в сумку! — весело посоветовал кто-то Иринке.

Ира послушалась совета. Она подхватила кота, намереваясь усадить его в болтавшуюся на руке мамину сумочку. Но добродушный кот, видимо, не хотел опаздывать к обеду. Мяукнув, он ловко кувыркнулся и со всех ног бросился наутек от своей хозяйки. А та, зажав поцарапанную руку, с громким плачем побежала домой. На зеленой траве посреди двора осталась лежать черная сумка. Столовая загомонила — пограничники «воспитывали» своего товарища, давшего девочке неразумный совет.

— Ты почему плачешь? — спросила Иру мать.

— Я не плачу. Это слезки сами побежали, — уже успокаиваясь, ответила девочка.

— Ну, хорошо. Иди умойся, будем обедать. Аллочка вон уже давно покушала и спит.

После обеда, когда Ира тоже уснула, Лукерья Самсоновна принялась наводить в доме порядок. Она вымыла посуду, прибрала раскиданные в комнатах игрушки, постирала и вывесила сушить на ветерок распашонки, платьица, пеленки.

За годы жизни на границе Луша постепенно переняла некоторые военные правила и обычаи, перенесла их в быт своей семьи. По субботам на погранзаставе устраивали генеральную уборку: мыли полы в казарме, столовой, канцелярии, подметали двор, заготовляли для кухни дрова, очищали от хлама кладовки. Муж Луши — начальник заставы старший лейтенант Павлов строго следил за тем, чтобы везде было чисто, все было на своем месте. «Без порядка нет дисциплины!» — напоминал он подчиненным.

По субботам и Луша делала у себя такую же уборку. «Заместитель начальника заставы по хозяйственной части», — как в шутку называл жену Василий, — она выросла в деревне и с малых лет была приучена к труду. Луша видела, как сложна и беспокойна у Василия служба, и старалась со всеми домашними делами управляться одна. Пусть в те короткие часы, когда он бывает дома, ничто его не беспокоит, пусть спокойно отдыхает, читает книги или рассказывает Ире ее любимые сказки.

Вот и сейчас, пока девочки еще не проснулись, Луша торопилась закончить мытье полов.

— О, да у тебя тут все блестит! — воскликнул появившийся у раскрытого окна Василий. — Товарищ Павлова, смир-р-но! — неожиданно скомандовал он. — За образцовое выполнение хозяйственных работ в квартире объявляю благодарность!

— Рада стараться, товарищ старший лейтенант! Смотри, не забудь записать благодарность в мой послужной список.

— Не беспокойся, не забуду. Спят? — кивнул Павлов на дочек.

— Угомонились.

— А я тебе новость принес: только что дежурный принял телефонограмму — всех жен комсостава приглашают в Перемышль, там будет завтра отрядное женское собрание. Поедешь?

— Конечно, — обрадовалась Луша. — Заодно и по магазинам побегаю. Иринке надо сандальки купить, да и себе, может, что на платье подберу.

— Тогда кончай с приборкой поживее и собирайся. Машина продукты привезла, разгрузят — обратно пойдет. На ней и уедешь.

— А как же ты? Управишься тут с ними? — озабоченно взглянула Луша на спящих дочек.

— Ничего, управлюсь.

Посоветовавшись, они решили все же пригласить на время отъезда Луши дочку знакомого крестьянина из соседнего села — Геню. Настоящее имя ее было Ядвига, родители ласково называли девочку Ядзеней, а Ира переделала на свой лад — в Геню. Так и стали ее звать на заставе.

— Сейчас я кого-нибудь пошлю за Геней, — сказал Павлов, — а позднее сам дойду до Яна.

Через полчаса Луша уже сидела в кабине грузовика. Шофер завел мотор. У Василия вдруг защемило в груди. Но он ничего не сказал жене, а только крикнул вдогонку:

— Завтра, смотри, возвращайся! Не задерживайся!

…Ян Тырда отбивал во дворе старую косу. Увидев Павлова, он прислонил ее к стене хаты и пошел навстречу.

— Здравствуйте, товарищ начальник! — сказал он по-русски, приподнимая над головой выгоревшую на солнце войлочную шляпу.

— Добрый вечер, пан! — произнес Павлов, подавая руку.

— Га, пан! — рассмеялся Тырда. — Проше сядать… А может, и так. Может, и вправду паном стал. Сколько лет я ею, — он показал на отливающую синевой косу, — косил панское поле, а теперь вот уже второй год буду косить свое. А кто мне землю дал? Русские большевики. Выходит, это вы меня паном сделали…

Они присели на завалинку и по-крестьянски, не спеша, повели разговор о земле, о хозяйстве, о видах на урожай. Ян Тырда, вспоминая прошлое, рассказал, как он отбывал панщину, с утра до ночи гнул спину на чужой земле. А что заработал? Мозоли на руках да обидную кличку «быдло»…

В дальнем конце улицы, спускавшейся к реке, запылило возвращавшееся с пастбища стадо. Давно ли сюда, на запад, на Сан, переместилась со Збруча граница — еще и двух лет нет, а у Яна Тырды уже гуляют в стаде корова с телком. Вон она важно несет бледно-розовое вымя, переполненное молоком. В конюшне бьет копытом конь, доставшийся при разделе панского именья. В хлеву хрюкает кабанчик. Наконец-то пришел достаток и в дом Тырды, стали явью мечты, от которых, бывало, не спалось по ночам. И все-таки опять нет покоя его душе, опять донимают, пересиливая сон, думы — тревожные думы о том, а надолго ли это счастье, не вернется ли старая, бессчетное число раз клятая, жизнь?

Ян покрутил в задумчивости прокуренный ус и, кашлянув от смущения, сказал:

— А что я хочу спросить вас, Василий Яковлевич: не придется ли в скором времени нам воевать? Как вы думаете?

— С кем?

— С германом, с кем же