Дмитрий Кобцев Трое суток в аду

Война сладка для тех, кто ее не знает

Эразм Роттердамский (1469–1536)

От автора.

Эту историю я услышал за долго до написания рассказа. Тогда я был удивлён героизмом танкистов.

Относительно недавно, я прочитал произведение одного автора (не буду указывать его имя). Оно показался мне крайне сентиментальным и скучным. В нём не доставало скорости развития сюжета. «Ведь можно же совместить насыщенность с чувственностью» подумал я. Тогда я и вспомнил эту историю.

Я досконально изучил материалы в интернете, чтобы сделать рассказ наиболее приближённым к действительности. Конечно, в нём имеет место художественный вымысел. Он нужен, чтобы сделать историю ярче. Так главный герой рассказа, от чьего имени ведётся повествование, полностью вымышлен. Он заменил собой рядового Эрнста Хейтона, так как о нём не удалось найти никакой информации.

При поиске материалов я использовал Википедию, воспоминания внуков Дональда Ричардсона и Роберта Миссена а также архивные документы танкового музея в Бовингтоне, Дорсет (а конкретнее письменный отчёт экипажа танка и аэрофотоснимок тех времён).

Экипаж танка «Фрей Бентос» стал самым награждённым танковым экипажем Первой мировой войны.

Желаю приятного прочтения.

1.

Шёл пятидесятый, а может быть шестидесятый день битвы за Пашендейль. Эта крохотная бельгийская деревушка, расположенная среди непроходимых болот, суливших смерть неопытному путнику, сошедшему с дороги, среди густых лесов, изобилующих дикими животными, не видевшими людей ни разу в жизни, жила размеренной жизнью глубинки. Там рождались и умирали, женились и разводились люди. Но так было до войны. Теперь, в 1917 году это богом забытое место играло ключевую роль в истории. От того, кто возьмёт Пашендейль, зависела судьба не только Европы, но и всего человечества в целом. Поэтому бои здесь не прекращались ни на минуту.

Дело в том, что неподалёку от селения немцы построили базу подводных лодок. Поэтому объединённые британские и французские войска намеривались уничтожить её, помешав кайзеру применить доктрину «безграничной подводной войны».

Ежечасно расходовались сотни килограмм армейского инвентаря от медикаментов до боеприпасов. Несмотря на кровопролитные бои, дни тянулись однообразно. Спокойным считалось время, когда позиции просто обстреливают пара пулемётов и десяток другой гаубиц. По всему периметру работали снайперы. Поэтому из окопов нельзя было высунуться ни на секунду. Все они стреляли не в конкретных людей, а просто в противника, в надежде, что вражеская воля наконец-то будет сломлена, не могут же они, на другой стороне баррикад не спать, не есть, не отдыхать. Но солдаты привыкали к этому и делали это даже под обстрелами.

Хуже того было состояние укреплений. Некогда ровные линии окопов были превращены в бесформенное месиво из дерева, металла, грязи и колючей проволоки. Этому способствовали как разрушительная сила артиллерии, так и дождливый сырой климат севера Европы. Именно из-за постоянных дождей и туманов, обилия грунтовых вод и в целом холодного воздуха многие солдаты отправлялись в госпиталь не из-за попадания пули или осколка, а из-за обморожений ног. Это явление даже получило название «траншейная стопа».

Но сегодня всё изменилось, по крайней мере, лично для меня. Я, рядовой Магнус Бойс, родился в семье фермера в такой же маленькой деревушке, как и этот проклятый Пашендейль. Она располагалась на севере Шотландии, поэтому мой организм уже успел привыкнуть к сырости. Отец мой был не слишком богатый, но имел поголовье из 30 овец. Я часто пас их, и регулярно приходилось отбиваться от волков. Тогда я начал проявлять неплохую меткость. В 15 лет я начал подрабатывать охотой, чем принёс в семью неплохие деньги и ещё лучше развил свои стрелковые навыки. Помимо этого родители часто посылали меня в лес за дровами. Перенос тяжестей и частая работа топором выработали во мне выносливость, силу и скорость сокращений мышц. Так, сам того не подозревая, я буквально был заточен под эту войну. Но тогда я и не думал о фронте. Когда я впервые принёс домой деньги, заработанные охотой, родители единогласно отложили половину и велели мне копить на учёбу. В 17 лет они добавили к моим накоплениям ещё столько же и я успешно поступил в медицинский университет.

Там я проучился полгода, как вдруг, где-то за тысячи миль от моего дома один безумец застрелил австрийского герцога Франца Фердинанда. Это послужило началом новой войны, невероятных масштабов. Немцы провели стремительное наступление, сломив оборону Франции. Вскоре и многие другие страны, в том числе Британская империя, вступили в войну. Однако, несмотря на добровольческие полки и пёстрые плакаты в газетах и на улицах я не отправился на фронт.

Между тем, я всё больше замечал, что моя жизнь казалась мне скучной, а учёба перестала приносить радость или интерес. Она стала сводиться к простому желанию избежать отчисления, я перестал читать интересные мне статьи учёных, книги, чтобы сэкономить время на выполнение рутинного составления конспектов. Многие хорошие преподаватели отправились на войну добровольцами как медики, и заменили их совершенно унылые люди, порой даже не разбиравшиеся в преподаваемых предметах.

С личной жизнью тоже не вязалось. У меня не было ни семьи, ни друзей. Люди смотрели с презрением на молодого человека, который всё ещё не на фронте. Некоторые девушки даже открыто заявляли, что не хотят иметь знакомств с трусом, Это же чувствовалось и среди преподавателей. В кругу семьи постоянно обсуждали людей, отправившихся на поля сражений. В том числе и соседского сына Дави Кроуфорда, отправившегося на войну по приказу отца. Все считали его героем. Это мнение подкрепляли приходившие письма, повествующие о его подвигах. Автором этих писем, конечно же, был сам Дави.

Внутри меня теплилось чувство, странное и порой пугающее. Я как будто хотел поехать на фронт, однако заявить это прямым текстом самому себе не хватало сил. Я желал побед и славы, жаждал крови врагов и хотел вернуться домой героем. Вот тогда меня уже точно начнут уважать все. Но было и другое чувство. Оно тормозило меня, уговаривало остаться. Я не мог сказать, что я боялся фронта, но что-то отталкивало меня от пункта сбора добровольцев.

Но вдруг, в январе 1916 английское правительство издало Закон о военной службе. По нему все одинокие мужчины в возрасте от 18 до 40 лет призываются на фронт. Поскольку собственной семьи у меня не было, я был мобилизован.

В тот день я взял газету по дороге в университет чтобы, как