сквозь стиснутые зубы. Иногда, заслышав шум, выходил Улрин, похожий на тощего седого аиста в бесформенной бурой рясе, и разнимал дерущихся. Иногда не выходил, и тогда издевательства продолжались до тех пор, пока Болли и его подручным это не надоедало. И каждый раз вокруг стояли и смеялись другие дети, громче всех ржала рябая Берда, сводные братья Лемме и Гемме тоже скалили щербатые зубы. Только один человек не смеялся в такие моменты — Эйра, ровесница Мордана, дочь хозяина торговой лавки. Она плотно сжимала губы и, нахмурив брови, смотрела на Мордана. Из всех фолкритских детей только Эйру Мордан не презирал. Но не потому, что она не смеялась, когда его били, а потому что на уроках Улрина она была единственной, кто мог соперничать с ним в знаниях и сообразительности.

Через некоторое время дети поняли, что состязаться в обзывалках с Морданом бесполезно, и стали его просто сразу бить. Как-то раз Мордан украл у отца нож и, достав его, смог отпугнуть обидчиков. Они нажаловались на него своим родителям, те рассказали Тефару, и Мордан был избит дома так, что потом два дня отлёживался. Однажды ненавистная троица мальчишек повалила его на спину, на одну руку уселся Фир, на другую — Камерат, а Болли одно колено поставил Мордану на грудь, а другим стал медленно и неотвратимо давить на горло.

— Ну как тебе, грязная Морда? — с гнусной улыбочкой спрашивал Болли хрипящего Мордана. — А? Что? Не слышу?

Мордану не хватало воздуха, грудь не могла подняться, чтобы вдохнуть, горло сдавливалось, пока совсем не перестало пропускать воздух. Лицо Болли нависало над ним, приближалось, увеличиваясь и расплываясь, смешиваясь с алыми пятнами, плывшими перед глазами.

— Отпустите его! Вы его задушите! — вдруг услышал он рядом с собой тонкий голосок Эйры, которая не выдержала и бросилась на мучителей. Камерат приподнялся и оттолкнул её в сторону, но этого движения хватило, чтобы Мордан сумел высвободить правую руку, он упёр её в грудь Болли и уже угасающим путающимся умом представил, как всю свою злость, всю ненависть он направляет через эту руку в своего обидчика. Раздался душераздирающий визг, запахло палёным, и тяжесть моментально свалилась с груди и горла. Мордан глубоко вдохнул и мучительно закашлялся. У него звенело в ушах, и он не сразу сообразил, что звенит от воплей Болли.

— Что тут происходит, деточки? Кто кричал? — раздался спокойный голос Улрина.

Мордан приподнялся и увидел, что все дети с перепуганными лицами тычут пальцами в Болли, который, сидя рядом с ним на земле с разинутым ртом и зарёванными глазами, держится за грудь.

— Ну-ка, ну-ка, покажи, — сказал Улрин и осторожно убрал руку Болли в сторону. Под рукой оказалась здоровенная дыра в рубахе, с обугленными краями, а сквозь дыру багровел сильный ожог.

— Это Мордан! Это Мордан сделал! — загалдели голоса вокруг.

— Я ничего не делал! — попытался крикнуть Мордан, но из горла вырвались лишь невнятный сип и бульканье.

— Мы все видели: это он сделал. Мордан — колдун!

Улрин сдвинул седые брови.

— Мордан, Болли, пойдёмте со мной, — сказал он тоном, который не предусматривал никаких возражений.

Мордан встал и пошёл за учителем. Он шёл справа от старика, а слева, слегка подвывая, плёлся Болли. Они пришли в знакомый дом Улрина, где он проводил занятия с детьми, но прошли не в привычную залу справа, с доской и стругаными лавками, а налево, в жильё Улрина.

Мордан был здесь впервые. Он с любопытством огляделся: простая сосновая кровать, застеленная медвежьей шкурой, сильно потёртый половик на дощатом полу, добротные дубовые шкафы вдоль стен. Всё простое, ясное, светлое, похожее на своего хозяина. Из примечательного только небольшой алтарь Аркея в самом дальнем от двери углу, выточенный из лилового камня, да столик у окна, заставленный всевозможными банками, склянками, бутылками, коробочками. Под высоким потолком на верёвках висело множество пучков разных трав, и от этого в комнате витал странно-приятный травяной дух.

Улрин подошёл к одному из шкафов, открыл скрипучую дверцу. Внутри на полках оказалось ещё больше многообразных склянок разной формы, цвета и размера с налепленными на них подписанными бумажками. Жрец Аркея взял нужную ему склянку, затворил шкаф и, обернувшись, протянул её Болли.

— Держи, деточка. Будешь мазать ожог, и всё быстро заживёт. Не печалься, ступай домой. Да пребудет с тобой свет Аркея!

Болли схватил склянку и, бросив злобно-испуганный взгляд на Мордана, выскочил из комнаты. Стукнула входная дверь.

— А с тобой, Мордан, — сказал старик, усаживаясь на кровать, — нам нужно потолковать. Садись-ка рядом, деточка.

Сухая старческая рука похлопала по мохнатой шкуре справа от себя. Мордан осторожно сел. Он никогда ещё не разговаривал со жрецом один на один.

— Ты знаешь, что сегодня случилось, деточка? — ласковым спокойным голосом спросил старик.

Мордан молча помотал головой.

— В тебе проявилась магическая сила.

Мордан ошеломлённо уставился на старика. Тот пожевал губами и произнёс:

— Да-да. В тебе живёт магическая сила, как во многих детях твоего народа. Ты ведь знаешь, кто твой народ?

— Конечно! — ответил Мордан, презрительно скривив губы. Он не любил глупых вопросов.

— Существует великая сила, дарованная одним из создателей нашего мира древним Магнусом. Все племена эльфов особенно чувствительны к ней. В том числе и данмеры. У некоторых постижение магии занимает многие годы, а у тебя она проявилась сама собой. Да ещё и в таком малолетстве.

— Учитель, — с робкой надеждой обратился Мордан, — ты научишь меня с ней обращаться?

Лучистый взгляд Улрина вдруг погрустнел.

— Нет, детка. Не научу.

— Потому что сам не умеешь?

— Кое-что умею, — ответил старик, отводя глаза в сторону, — но учить тебя не стану. Сердце подсказывает мне, что магия не принесёт тебе добра.

Мордан понурил голову. Глупо, конечно, было надеяться.

— Не грусти, детка, — сказал Улрин и погладил Мордана по жёстким, как шерсть чёрного волка, волосам, мальчик лишь мотнул в ответ головой и отодвинулся. — Лучше я научу тебя благому искусству составления эликсиров и приготовления лечебных зелий. Лечить людей намного лучше, чем калечить или убивать. За это люди тебе всегда будут благодарны. Хочешь?

Мордан лишь молча кивнул.

После этого случая Болли и другие дети перестали задевать Мордана днём. Зато по ночам во сне ему часто стало видеться, как Болли садится к нему на грудь и давит, давит, давит на горло, воздуха не хватает, он задыхается, но руки-ноги обездвижены, он не может пошевелиться и понимает, что это всё, конец, сейчас он умрёт, и за секунду до