организовывались по различным поводам, вел себя просто, никогда не показывал, что он начальник. Несмотря на то, что не был красавцем, он всегда был любимцем женщин, не знаю, что они в нем находили, но их у него было много. С последней из его женщин, познакомился и я. Это было на даче у Марковича, где мы отмечали какой-то очередной праздник, и Жора зачем-то ее туда привел. Это действительно была черноволосая красавица, с подведенными голубыми тенями глазами, которую называли Синеглазкой. Жора вешал ей лапшу на уши, рассказывая, что его жена тяжело больна и не сегодня-завтра помрет, а еще очень хвалил свою дочь, которая, с его слов, знала о всех его похождениях, но матери ничего не рассказывала. Я знал Галину Михайловну, жену Георгия Ивановича, она была весела и жизнерадостна, ни о какой близкой своей смерти даже не предполагала.

А ко мне на занятия, с неплановой проверкой, пришел представитель учебного отдела подполковник Александриков. Занятие было по изучению радиостанции Р-149 и было очень плохо обеспечено материально, всего две радиостанции на 16 курсантов. Пришлось на ходу менять план занятия, добавив еще и отработку нормативов по ранее изученным радиостанциям Р-105 и Р-107. В принципе, получилось не плохо, занятия были организованы на шести рабочих местах, на которых курсанты занимались посменно. Загруженность курсантов была достаточно высокой и замечаний не должно было быть. После занятия Александриков мне ничего не сказал, а сразу пошел докладывать начальнику кафедры, оценил занятие как неудовлетворительное, так как на нем была слишком большая нагрузка на курсантов, если все будут так проводить занятия, то курсанты такую нагрузку не выдержат. В итоге, я получил еще один выговор, в сути проведенного занятия Владимир Иванович разбираться не стал. Офицеры лаборатории мне намекнули, что это рикошет за мою критику на партсобрании капитана Баланкина, за то, что он не хочет изучать находящуюся в его отделении технику, а они с Александриковым, оказывается – свояки. На занятиях по методической подготовке, которые я посещал как молодой преподаватель, я подробно рассказал преподавателю о методике проведенного мной занятия, и спросил его мнение по поводу этого занятия. Он сказал, что занятие отличное, ничего лучшего в данной ситуации придумать было нельзя. Я решил жаловаться на неправильную оценку занятия командованию училища, но для этого нужно было спросить разрешения начальника кафедры. За таким разрешением я и обратился к Георгию Ивановичу, который как раз оставался за начальника кафедры. Георгий Иванович посоветовал мне не поднимать шум, так как подставлю начальника кафедры, просто полгодика перетерпеть, а потом все это забудется и все опять будет нормально. Я подумал, и с ним согласился, наверно стоило перетерпеть.

Однако вскоре, начальник училища прочитал доклад, в котором была отмечена и моя фамилия. В нем говорилось, что такие преподаватели как я, имеющие два выговора и не умеющие проводить занятия, не могут обучать и воспитывать курсантов. Чему они могут их научить? С такими офицерами нужно без жалости расставаться. Ну это было уже слишком. Узнал, кто писал этот доклад, оказалось, что Александриков. Стало понятно, что он будет под меня копать, пока не выживет из училища. С легкой руки Георгия Ивановича, маховик раскручивался все больше и больше, отсиживаться и молчать смысла уже не было, нужно было что-то предпринимать. Впереди намечалась проверка училища Главкомом, и я решил подать жалобу во время строевого смотра, для этого не нужно было спрашивать разрешения начальника. Но, немного подумав, я осознал, что таким образом я подставлю начальника училища, и не факт, что после этого моя жизнь станет лучше. И тут мне пришла в голову простая мысль, нужно просто напугать этим начальника кафедры, чтобы он узнал, что я собираюсь подать такую жалобу. Идеальной фигурой для этого был Владилен Петрович, который обо всем докладывал Сердюкину, ему я «по секрету» и рассказал о моих планах. Через пару часов меня вызвал к себе начальник учебного отдела полковник Грибунин, которому Сердюкин уже сообщил эту страшную новость. С полковником Грибуниным мы почти час беседовали в спокойной обстановке, я объяснил ему суть происходящего, как я проводил занятие, какую оценку мне за это поставили, что потом написали в доклад начальнику училища, не рассказывал только о родственной связи Баланкина и Александрикова. Грибунин сказал, что если действительно занятие было проведено так как я рассказал, то это отличное занятие, извинился за Александрикова, объясняя это тем, что тот был начальником курса, и никогда не был преподавателем, с методиками проведения занятий знаком весьма поверхностно, поэтому и не смог правильно оценить занятие. Обещал его за это наказать и спросил, чего я хочу. Я сказал, что хочу только одного, чтобы организованная против меня травля прекратилась. Полковник пообещал, что больше по этому поводу моя фамилия нигде упоминаться не будет, и свое слово сдержал.

А у Георгия Ивановича все складывалось как нельзя лучше, он купил автомашину, не бог весть какую, всего лишь подержанный запорожец, но не очень старый, с маленьким пробегом, и стал посещать курсы автомобилистов. Он радовался своим успехам в вождении, как он классно проехал между двумя препятствиями, как отлично сдал задним ходом, и мы, слушая его рассказы, радовались вместе с ним. Его Синеглазка, которая была каким-то начальником, пробила ему место под гараж и выписала кирпич для его строительства, правда далековато от дома, аж на Лесной. Преподаватели нашей кафедры, как в свое время и мне, за один день построили ему гараж. Мишка Сергиев рассказывал кто и что там делал, как они дружно там работали, Петя Попов трудился каменщиком, а остальные обеспечивали ему фронт работ. Только Георгий Иванович в том списке почему-то не упоминался, и я спросил: «А Георгия Ивановича что, не было?»

– Был, – сказал Мишка.

– А он что делал? – спросил я.

– Он подносил.

– Что подносил? – не понял я.

– Водку, – был ответ, – ходил с бутылкой, и всем предлагал выпить.

И мне вспомнился аналогичный случай в моем селе, когда всей улицей помогали строить новый домишко одному пьянице, по кличке Ку-миша, которую он получил из-за заикания. Ему было сложно выговорить «кум Миша», и он говорил: «ку-ку-Миша». Так вот, в то время, когда все вкалывали на строительстве его дома, он тоже ходил с бутылкой водки в руках и всем предлагал выпить.

Потом в гости к Жоре приехала его сестра с Дальнего востока, его родины, и уговорила его креститься, пообещав помочь с покупкой жигулей, так как не престижно полковнику ездить на запорожце, и Жора крестился.