электрички придорожная книжка, кто-то (а был это уже не тот человек, что раньше. И едва ли теперь он вовсе мог называться человеком) сорвался и побежал со всех ног к Настеньке, намереваясь на неё накинуться. Но та лишь повернулась и прошептала: «сгинь», – и мужик растаял в воздухе, так и не достигнув существа.

Самопровозглашённый Бог двинулся дальше, устремляясь в сторону тихого, пустынного городишка «Гаргес».

Что есть Бог?

Бог не создатель, Бог – следствие создания. Он не создал Землю, потому как она всегда существовала. Не было ни начальной, ни конечной точки. Бог лишь является упрощением Человека для того, чтобы объяснить себе создание всего сущего. Человек не желает выйти за пределы созданной им самим комнаты. Но оно заклинает: проснись!

Бог не пророк, Бог – это предвестник беды. Причина, по которой человек продолжает сидеть на месте. Человек жаждет получить простые ответы, и Бог помогает ему, вводя в забытьё. Оно заклинает: открой глаза!

Бог не спаситель, Бог – стены. Бог – существо за дверью. Бог – существо за окном. Оно заклинает: оглянись!

Бог не верующий, Бог – главный атеист. Если бы у Бога был Бог он бы не верил в него, назвав его идеи неверными. У Бога нет ответа на то, как появился Бог. А потому оно заклинает: подумай!

Бог – пережиток времени, но Бог – необходимость. Необходимость отречься, перешагнуть, двинуться дальше. Оно заклинает: встань!

Бог – проводник. Проводник и препятствие к осознанию. Человек должен научиться верить, чтобы в один день предать самого себя. Оно заклинает: встань!

Бог – это самый человечный Человек из всех когда-либо живущих. Жестокий и милостивый. Злой и, безусловно, добрый. Оно заклинает: встань!

Оно заклинает: не слушай Тьму, приказывай Тьме, используй Тьму, приказывай и используй Нечто.

Тебе известен ответ на главный вопрос. Но Ты боишься открыть дверь, толкнуть стены, выглянуть в окно. Ты знаешь ответ, но не желаешь выйти за пределы. Ты слушаешь голос из-за двери и внемлешь ему, но оно кричит Тебе: перестань. Заклинаю не задаваться вопросом «что есть Бог», а стать «Богом».

Игра.

«Огни заговорческой ночи возникли внезапно.

Ребята собрались убить деспотичность бесстрастно.

Кровавое лико взирает с ухмылкой, запалом,

Томительно ждёт, притворяется: дремлет с кварталом.

Неужто в основе людей заложили убийство?

По-вашему, можно зарезать кого-то? Вампирство.

Испьют ребятишки съедающей крови. Проснитесь!

Однако погружены вы в сновиденье. Очнитесь!», – так взывали к мглистому небу воздух, трава, почва и камни, так говорил истинный Бог.

Не только Настенька в столь поздний час не спала. Существовали те, кто до того был не доволен положением дел, что готовы были взять справедливость под свой контроль. Игра, устроенная Петром Эрсте, казалась для них поистине разрушительной для молодого поколения, который, вливаясь в страшный водоворот, не мог более признать никого кроме себе подобных. О, право, они слишком сильно предались Тьме! Они потеряли путь домой и не могут вернуться! Но едва ли огни заговорческой ночи могли стать маяком для заблудших душ. Дети, погрузившиеся во Тьму, исчезли не до конца, им лишь нужно приоткрыть изнутри дверь, а не сжигать их разумы до основания. Но разве возможно что-то объяснить кровожадной толпе? Этим разновеликим глупцам, уподобившимся разработке наиболее жестокого умерщвления? Но коли уж толпа неравнодушных взмолилась Богу «справедливости», то они, безусловно, получат что заслужили, что просили.

Вокруг Настеньки, как из-под земли справа и слева появлялись безлико-пустые низенькие пятиэтажки. И вот перед ней возник трёхэтажный тёмный дом, в котором единственно горели ослепительно-яркие желтоватые огни. Здание дышало тревогой, грозилось вот-вот открыть свои гоферовые двери, выпуская вековое зло. И раз уж так пошло, что заговорщики выбрали именно этот дом, а он в свою очередь вскоре обратился к тьме, то, вероятно, никто из них не будет против присутствия рокового существа.

Мир прямо-таки встрепенулся, когда Анастасия потянула на себя входную решётку: вдруг протяжно и жалобно завыл колющий ветер; кровавый лик луны, чуть-чуть поморгав, поспешил спрятаться за фасады домов; трава, как по команде резко встала; появились белые-белые тучки. От такой резкой перемены существо на секунду приостановилось, делая вид, что находится в сомнениях, но после, помотав головой, уверенно шагнуло на плитки, вымощенные к дому. Мир вновь изменился. Появился вдруг звук (где-то защебетала проснувшаяся птичка), повсюду стал слышен запах сырости и беды – мертвечины. И в этот раз самопровозглашённый Бог остановился, но лишь за тем, чтобы попристальней вглядеться в ночную тьму. Неужели кто-то, наконец, её нашёл? И, найдя, яро продемонстрировал ей свою силу? Чего же он, истинный и ложный владыка, ждёт? Ответа? Нет, тот, кто знает ответ на все вопросы, не нужны потуги приезжего существа. Он не выказывает силу, а лишь даёт понять, что рядом, наблюдает, держит в ежовых рукавицах, но и полностью развязывает руки. Ещё шаг. Ещё перемены. Невольный взгляд в сторону – поднятие пыли с земли. Вздох – выдох мироздания. Выдох – тревожный вдох земли. Но вот перед ней появились гоферовые двери, дышащие старостью, переходом в совершенно иной мир – мир грёз, фантазий. Не в силах она прикоснуться ни к медной ручке, ни к дряхлому дереву. Ей известны последствия, известны все-все предупреждения, но и известны все тревоги людей, спящих в этом доме. Они бояться. О, право, им страшно так, как не было страшно и человеку, добровольно жертвующим другим. В них нет сомнения, но осталась рассудительность, и она толкает заговорщиков на составление плана убийства. И раз уж пошло на то, чтобы совершить «справедливость», то придётся вновь войти в давно покинутую комнату сознания и выглянуть в окно на пылающее ярким, но таким ужасающе блеклым внутри, цвета красок. Анастасия толкнула дверь тёмного дома, отчего природа позади исчезла навсегда. Теперь вырос прекрасный мир иллюзий, гниющий изнутри.

Горе! Существо вновь зашло в комнату, покинуло великую Тьму, уподобившись и предпочтя окно двери.

Внутри на перебой неразборчиво кричали мужские и женские голоса от мала до велика. Настя, не сомневаясь ни секунды юркнула вглубь. Дом оказался очень старым: пол под ногами продавливался, несмотря на отнюдь не большие габариты Насти; часы то тикающие три такта, то оглушительно замолкающие умоляли всех вокруг о починке, но, по всей видимости, получали только лишь равнодушие. Воздух оказался неприятно затхлым, будто бы комнаты не проветривали больше месяца или года.

Помещения первого этажа справа и слева были пусты: ни мебели, ни