по плечу:

– Добро пожаловать в Святую Землю.

Завидя своего ночного собеседника, он улыбнулся, а дождавшись его, сказал:

– Можешь остаться, еще не поздно.

– Где Иерусалим? – спросил крестоносец.

– Там, – рыцарь махнул в сторону каменистых холмов.

– А где Бог?

Рыцарь стянул перчатку с руки (как и ночью) и ткнул юношу в грудь:

– Тут.

– Тогда я понесу Его туда, – ответил молодой человек и поставил ногу на трап.

– Добро пожаловать в Святую Землю, – прозвучало ему в спину, – и да храни тебя Бог, что идет рядом с тобой.

На третий день под стенами Иерусалима каменный снаряд, выпущенный катапультой со стен Святого Города, разорвал грудную клетку молодого крестоносца. Он умер мгновенно, в первом же бою, не успев забрать ни капли чужой крови. Когда юношу предавали земле, при нем не было меча.

– Чудак, – сказал удивленный солдат похоронной команды, – идти на штурм безоружным. – И, поплевав на руки, стал обкладывать тело камнями.

Что ж, читатель, вот дорога, пройденная кем-то другим, идущим бок о бок с соратниками своего времени и местонахождения. Видишь ли ты в окружающем его море судеб того, кто сопроводил бы ищущую душу к Богу, или, может, самого Бога, вставшего рядом и направляющего каждый шаг его. А что, если подле тебя самого есть Священник, запутавшийся в собственных речах, и Рыцарь, спотыкающийся о свои деяния, и не Богом ли посланы они тебе в качестве правой и левой руки? Будет рядом с тобой водоем, пусть лужа, даже самая грязная, встань на краю и загляни в нее. Кто смотрит на тебя? Кого видишь в отражении? Святой Отец потрясает медным крестом или сквозь опущенное забрало блестят влажные глаза Сэра Рыцаря? А вдруг в луже отразился Бог? Кого бы ни увидел ты, мой читающий спутник (очень даже возможно, что там отразишься ты сам), знай, именно с ним ты идешь к Богу.

Одежды для сердца

Приняв в себя знания, да не ведая, истинны ли,

Ожидай, что урожай принесет не только пшеницу, но и плевелы.

Как младенец человеческий, в мир входящий, наг и непорочен, так и сердце его свободно от одежд стесняющих и чисто отсутствием самости. Поле, жирное, свежевспаханное, дымящееся материнским теплом, ждет в объятия зерна, голодное до творения, готовое для принятия и жаждущее отдачи – вот сердце, бьющееся в ребенке, открывшем прекрасные, кристальные очи и одарившем увиденный Мир улыбкой. Не взяв ничего, кроме глотка воздуха, дитя уже отдало всего себя, целиком, ибо нет у него ничего сейчас кроме улыбки.

Через беззубый распахнутый ротик выплескивается ничем не прикрытое сердце, дар, цена которому вся Вселенная, потому что сейчас вам улыбается Бог. Мать, взявшая на руки младенца, в первую секунду держит Бога и имя ее в этот миг – Мадонна, и сердце ее, сбросив старые одежды, обнажено, словно грудь кормилицы, и нет ни одного бесконечно удаленного уголка Универсума, где сейчас не уловили бы Божественную встречу двух чистых душ, проявленную всплеском гамма-излучения.

Так сходится пара неприкрытых сердец, так рождаются миры, так говорит Бог. Но катарсис рождения короток настолько, насколько велик Создатель, в проявленном мире сердце начинает примерять на себя шелуху и скорлупы плотного бытия, имеющего обертку на всем, начиная телом кончая душой.

– Зачем проявленному миру скрывать суть вещей и явлений? – спросит скептик, добрый малый.

– Он так устроен, – отвечу я. – Мир, в котором пребывает человек из плоти и крови, не настоящий, а иллюзии нужны границы, иначе она растворится, перестанет существовать. Мираж Мира «отзеркаливается» в тонких планах матричной тканью, но, в отличие от пустынного, устойчив по сути своего происхождения – это не преломленные лучи света, но прямой Луч Создателя Реальности. В таком мире самому Богу нужна оболочка, не для защиты Себя, но для сохранения самого Мира. Оттого и сердце, как поместилище Искры Божьей, вынуждено прикрывать первозданную чистоту. Первой пеленкой его становится Страх Матери, ее ментальное представление об опасностях окружающего для новорожденного: инфекции, простуды, голодание. Взяв Бога на руки, она тут же забирает Бога у Бога. Душа, принадлежащая Создателю (как часть Его), накрывается колпаком забот другой души, не доверяющей ни себе, ни Творцу. Материнская забота переводит вошедшую душу из состояния «душа-Бог» в состояние «душа-Человек». Таким образом срабатывает Матрица, таким образом начинается уплотнение тел человека, иного пути вхождения в проявленный план нет (кроме непорочного зачатия).

Отец погружает Сына в воду с тем, чтобы, научившись плавать, тот всплыл к нему – налицо действие дуальности проявленного мира. Вслед за материнским «пеленанием» сердце получает паутину отцовских надежд, и полбеды, если бы чаяния его упирались в формулу «всплывет-не всплывет», но белковая нить обычно звенит – «должен всплыть», и ловчая сеть обволакивает крепче и плотнее.

Проживающая матричные программы душа получает соответствующие оболочки для сердца, защищающие внутреннего Бога от внешнего Человека, точнее сказать, сохраняющие Его. Тяжесть на сердце, что посещает человека, осилившего большую часть Пути, от обилия «шелков, мехов, рогожек и прочих доспехов», натянутых, наброшенных, застегнутых, запахнутых, в общем, обременяющих Бога, который Есмь Свобода. Физическая смерть смывает все сердечные наносы, на миг давая ему чистоту, как было при рождении. Бог, сокрытый скорлупой при жизни, возвращается к Богу, Сын выныривает на поверхность, даже не научившись держаться на воде, и снова погружается в глубь. Иллюзия растворяется, Мираж Мира исчезает, душа видит суть Всего, но катарсис перехода столь же недолог, сколь велик Создатель, а что следует за этим, то иная история, не имеющая отношения к одеждам сердца человека.

– Не есть ли предложенный фрагмент бытия Универсума ничего не оставляющим душе в силу предопределенности своего устройства? – скептик тут как тут.

Ответ на этот вопрос – нет. Освобождение сердца от шелухи и есть смысл бытия в плотном мире, дорога просветления. Осознание причины в качестве источника ослабит пуговицы, принятие Причины как неслучайного помощника распахивает полы, прощение Следствия, связующего всех участников с Богом, окончательно срывает оболочку причинно-следственной ткани.

– Все обаяние сказанного растворится, когда встречный прохожий двинет тебе локтем в солнечное сплетение и, не подумав даже извиниться (в любой форме), проследует дальше, как ни в чем не бывало, – возразит скептик, добавив: – И причина ясна (хам первостатейный), и следствия налицо (два сломанных ребра), а сбросить кольчугу ненависти к такому ближнему, дабы, улыбнувшись вослед, помахать рукой и