Глава 1

– Гил, это было потрясающе. Все, что я слышала о драконах… ох, это просто меркнет перед правдой.

Сибилла вытянулась среди сбитых простыней, закинув руки за голову и, должно быть, копируя известное полотно “Утро Ауроры” – богиня любви на нем возлежала так же, как и она сейчас, но чувственной неги у Ауроры было намного меньше.

– Только не вздумай спеть по этому поводу, – Гилберт выбросил окурок в окно и некоторое время смотрел, как крошечная звездочка летит с вершины драконьей башни на головы людям. Сибилла кокетливо надулась.

– Ну, какой ты! Тебе не нравится, как я пою?

Неделю назад Сибилла выступала в концертном зале одного из самых дорогих драконьих клубов и имела потрясающий успех. «Ярмарка тщеславия», один из популярных журналов издательского дома Гилберта, который обожали в высшем свете, поместила снимок девушки на обложке. Сибилла радовалась, как ребенок: это значило, что у нее будут новые концерты, записи альбомов, серьезные гонорары. Частное мероприятие для драконов – это особая честь и слава, это знали и начинающие звездочки, и оперные дивы.

Сибилла, разумеется, с энтузиазмом отработала эту возможность в постели Гилберта. Гибкая, энергичная, безотказная – Гилберт покосился в сторону девушки и подумал, не пойти ли на очередной заход. Она хотела выглядеть богиней, но напоминала русалку с распущенными золотыми волосами – призрачную деву, которая влечет свою добычу во мрак и тишину. Даже если захочешь, все равно не выберешься. Сибилла поймала его взгляд, правильно оценила и сменила позу – чуть раздвинула ноги, показывая мягкую тьму в своей глубине.

– Иди ко мне, – негромко позвала она. Гилберт усмехнулся и закрыл окно. До утра было еще далеко, а утром он подарит Сибилле бриллиантовую подвеску на тонкой цепочке и выбросит девушку из головы с той легкостью, с которой забывал всех своих любовниц. Сегодня одна, завтра другая – нет смысла запоминать тех, кто не может утолить его жажду.

У него и так было, на что потратить душевные силы.

Сибилла, конечно, думала иначе. Она позволяла ему все, отзываясь даже не на желание – на мысль о желании. Как и все девушки до нее, как все искры, которые Гилберт превратил в звезды, Сибилла Бувье, певичка, которая поднялась на вершины из ресторанчика на окраине, мечтала остаться в постели и жизни дракона, который владеет всей прессой королевства.

У Гилберта была настоящая власть – все, кто был с ним рядом, понимали это.

Он нырнул в женские объятия, словно в ледяную воду. Отозвалась драконья суть – по спине пробежала огненная волна, на пальцах проступили призрачные очертания чешуи, и Сибилла со стоном изогнулась под ним, мгновенно принимая чужой ритм, то пульсирующе ровный, то нервный и почти дикий. Пламя струилось по венам, переполняя Гилберта – в тот момент, когда он был готов задохнуться или обратиться, ему вдруг вспомнилось утро нового года, гостиная в отцовском доме и Джемма, драконья доля, воспитанница его отца. Она стояла у окна, смотрела на заснеженную улицу, и Гилберту хотелось прикоснуться к ней – просто чтобы убедиться, что она живая. 

На миг ему показалось, что он падает – сложил крылья в драконьем обличье и рухнул с вершины башни. Город приближался, игрушечные дома, автомобили, люди вдруг сделались большими – тогда почти у самой земли Гилберт рванул вверх и выплеснул огонь в глубину такой послушной и податливой любовницы, такой, которая никогда не утолила бы его жажды.

Он хотел прозрачной ключевой воды – и был вынужден пить болотную жижу.

Гилберт со вздохом вытянулся на кровати, чувствуя опустошение и освобождение. Несколько мгновений в ушах стояла гулкая тишина, и весь мир сжался в огненную точку, которая дымилась где-то у виска. Сибилла прильнула к нему, поцеловала в мокрое от пота плечо и спросила:

– А кто такая Джемма?

Ей не следовало задавать подобные вопросы. Никто не имел права прикасаться к тому сокровенному несбывшемуся чуду, которое Гилберт хранил в себе с тем трепетом, с которым дракон сберегает сокровищницу. Он прищурился на люстру, усмехнулся, и Сибилла объяснила:

– Ты сейчас назвал меня этим именем.

Гилберту захотелось сказать что-нибудь язвительное. Что-то такое, что встряхнуло бы эту, бездарную, в общем-то, певичку и навсегда показало, где ее место.

– Бывают такие тайны, которые способны оторвать пальцы, если к ним прикоснешься, – ответил он, поцеловал кончики пальцев Сибиллы и добавил: – Давай побережем твои. Ты хорошо ими держишь не только микрофон.

Сибилла согласно мурлыкнула в ответ и закрыла глаза.

 

***

- Люди и драконы равны? Какие глупости.

Папаша Уинфред Эттиннер десять лет назад отошел от дел семьи, передав бразды правления в руки сына. С тех пор он сидел в малой гостиной клуба, листал газеты, курил самые дорогие сигары, и Гилберт, глядя на него, думал, что старик – настоящий музейный экспонат, осколок той величественной и прекрасной эпохи, что постепенно становится прошлым.

- Вы слышали об экспериментах с макромолекулой, в которой хранится наша генетическая информация? – спросил он. – Люди и драконы родственники, с этим ничего не поделаешь. Это прописано в нашем генетическом коде.

Уинфреда так просто не возьмешь, Гилберт давно это понял. Вот и сейчас старик лишь фыркнул.

- Конечно, я слышал об этих экспериментах, - ответил он. – Но вот когда человечишка воспарит в небо и зальет огнем землю… тогда я действительно скажу: да, мы равны. А пока все это наивные глупости, друг мой. Люди, конечно, полезны, и нам следует извлекать из них ту выгоду, которую они способны дать драконам. Но не приравнивать их к нам только из выгоды.

Старик сделал еще одну затяжку. Гилберт подумал, что Эттиннер давно должен был бы умереть от рака легких, при таком-то ежедневном количестве сигар. Но вот нет – старый дракон чувствовал себя лучше, чем молодые члены клуба.

- А что касается генетики, мой юный друг, - продолжал Уинфред с той лукавой улыбкой, с которой дедушки говорят с внуками, - то она уже объяснила различия в интеллекте, и они не в пользу людей. Так что пусть они метут асфальт возле наших башен и не лезут выше. Свинья не увидит неба, уж так устроена ее шея.

Гилберт пожал плечами.

- А песни Сивиллы Бувье вы все-таки слушаете, - заметил он. Старик и бровью не повел.

- Да, слушаю. Почему бы их не слушать, если она хорошо поет? Но мне и в голову не придет класть ее в постель или