бабушки.

Подлое поведение СЭНСе Семишникова возмутило меня, и, выписавшись из больницы, я тотчас отправился к нему. В доме 12/14 Семишников уже не жил. Пока бабка лежала в больнице, внук получил квартиру в Черемушках. Я не поленился съездить туда. Старший научный сотрудник был недоволен визитом корреспондента. Подвинув ему стул, он холодно спросил:

— Чем обязан?

Вместо того, чтобы прямо сказать прохвосту, что он прохвост, корреспондент конспективно изложил ему содержание притчи, которая бытует на Востоке: «В одном небольшом местечке, таджикском, грузинском, а может, армянском, некий человек каждый день приходил в лавку и покупал шесть хлебов.

— Зачем тебе так много? — спросил человека лавочник.

И человек ответил:

— Два хлеба мы с женой съедаем сами. Два — даем в долг сыну, а двумя выплачиваем долг отцу с матерью».

— Притча верная, назидательная, — сказал старший научный сотрудник, — только сложена она про неблагодарных сыновей, а я только седьмая вода на киселе — внук. Когда будете писать о моем подлеце отце, не забудьте сказать, что этот подлец виноват не только перед своей матерью, но и перед своим сыном, которого бросил в младенческом возрасте без помощи.

— Ваш отец бросил без помощи вас, а вы бросили бабушку Грушу.

— Бабушка Груша не нуждается в моей помощи. Ей положен от государства пенсион — сорок пять рублей в месяц.

— Государство свой долг перед бабушкой выполняет. А вы живете в новой трехкомнатной квартире, и бабушку даже не прописали.

— Напрасно попрекаете меня тремя комнатами. Я СЭНСе, мне, как ученому, положена дополнительная жилплощадь.

— Понятно. А бабушка не СЭНСе, пусть остается жить в дворницкой?

— Временно. По решению Моссовета жители подвалов и полуподвалов дома № 12/14 в ближайшее время будут переселены в верхние этажи. Я узнавал в домоуправлении, бабушка Груша получит комнату в Давыдкове и будет жить в малонаселенной квартире подселенкой.

— Бабушка Груша не хочет жить подселенкой в чужой семье. Она согласна жить в углу за шкафом, на кухне, но только со своими, своим внуком и своей правнучкой Берой.

— Не понимаю, что люди находят хорошего в совместной жизни со своими родственниками. Ну что у нас общего с бабушкой? Я математик, бабушка бывший дворник. Интересы, круг знакомых у нас разные.

— Эх, вы, холодная душа! Вашей дочке Верочке пять лет, а она понимает, почему бабушка тянется к своей семье. В канун того дня, когда вы вызвали «неотложку», чтобы отправить бабушку в больницу, Верочка задала бабушке не по возрасту такой серьезный вопрос:

— Бабушка-прабабушка, когда ты была маленькой, у тебя был телевизор?

— Нет, не было.

— Бедная бабушка-прабабушка! Кто же говорил тебе «Спокойной ночи, малыши», когда ты ложилась спать?

— Смешной разговор, — сказал старший научный сотрудник.

— Скорей печальный. Ваша бабушка не слышала ласковых слов ни когда была маленькой, ни когда стала старенькой. А ласковое слово и кошке приятно.

— Понял, все понял! Будет бабушка Груша слушать ласковые слова не раз, а два раза в день. Вечером «Спокойной ночи», спозаранок «Доброе утро». Так и быть, потрачусь, куплю старушке телевизор, как хотите вы.

Я не хотел, чтобы СЭНСе тратился, покупал телевизор. Я хотел другое — рассказать читателю о стыдном разговоре, который старший научный работник вел с корреспондентом. Но прежде чем макнуть перо в чернила, корреспондент сделал еще одну попытку расшевелить совесть внука и сказал:

— Заберите бабушку из больницы. Она полгода не была дома, скучает.

— Как только бабушке выпишут ордер в Давыдково, я тотчас заберу ее из больницы, помогу переехать на новую квартиру.

— Не ждите Давыдкова, перевозите ее к себе. Бабушка поможет вам воспитывать дочку Верочку.

— Я современный человек, научный работник и хочу, чтобы моя дочь получила современное воспитание. С трех лет Верочка должна учить языки: французский, английский. А бабушка Груша не знает ни того, ни другого. Мы с женой решили отдать Верочку на воспитание в иногруппу, которую ведет в нашем дворе вдова одного профессора. А деньги за два языка нужно платить немаленькие— тридцать рублей в месяц.

Разговаривать с кандидатом наук было больше не о чем. Однако, прежде чем сесть за фельетон, я позвонил в районную больницу узнать, нет ли каких новостей на старую, избитую тему «Отцы и дети».

— «Отцы и сукины дети», — уточнила старую тему доктор Харлампиева и сообщила свежие цифры: в травматологическом отделении в день нашего разговора находилось уже не пять, а шесть брошенных бабушек, в хирургическом — тоже шесть, в терапевтическом— восемь. Двадцать брошенных старушек на большой, густонаселенный район города как будто не так много. В среднем одна брошенная бабушка на пятьдесят тысяч семей. Но свинство и подлость нельзя простить человеку, даже если одна брошенная им бабушка или матушка приходилась бы не на пятьдесят тысяч, а на пятьдесят миллионов семей.

Вечером я пошел в институт, поговорить с работниками кафедры математики об их коллеге Анатолии Сергеевиче Семишникове. Вот что сказали коллеги:

— Семишников — один из наиболее эрудированных и вдумчивых сотрудников кафедры. Он в курсе всего самого нового, передового. Следит за книжными новинками, свободно читает иножурналы на четырех языках — французском, английском, польском, чешском.

В конце разговора коллеги спросили:

— Газета напечатает фельетон, чтобы снять СЭНСе с работы?

— Господи, почему? Пусть СЭНСе работает, продолжает оставаться в курсе самого нового, передового. Пусть читает иностранные журналы не на четырех, а на четырнадцати языках. Пусть толь ко не забывает о своем долге перед старшими членами семьи, которые кормили, растили его, и хотя сами не знали ни одного иноязыка, споспешествовали ему, неблагодарному, изучить целых четыре: французский, английский, польский и чешский.

С МИРУ ПО ТРЕШКЕ…

В парадном раздался неожиданный звонок, и в комнату зашла дама-патронесса. В каждом подъезде каждого большого дома есть одна-две такие дамы. В канун большого праздника эти дамы с подписным листом в руках обходят квартиры, собирают деньги на подарок дяде Ване, тому самому слесарю-водопроводчику, который установил в нашем доме разбойничью таксу: «— Ты мне дай на