По этому поводу я рассуждал так: если мы будем жить вместе, значит, вольно или невольно, на неё лягут повседневные заботы, а если учесть график и интенсивность её работы (порой до 22-00), то станет понятно – такая «семейная жизнь» скоро ей станет в тягость. Да и как быть с моей матерью, которую нельзя оставлять одну? Я очень не хотел впутывать «бытовуху» в наши чистые отношения и справедливо полагал, что такой союз в нашем возрасте имеет полное право на существование. К тому же нельзя забывать о том, что мы много лет жили холостяками, не связанные никакими обязательствами, и выработали привычку хоть иногда бывать в одиночестве, в своем пространстве. Всё это мы никогда не обсуждали, но умение понимать друг друга без слов выручало и в этой ситуации.

Живя такой размеренной и сравнительно благополучной жизнью, строишь планы на будущее. Во-первых, думал я, ещё есть достаточно времени (скажем, до 70 – 80 лет), во-вторых, рядом со мной родной человек, который наверняка проживет дольше (тем более, что женщины живут дольше), значит, умру я спокойно, без лишних проблем. К тому времени боль от утраты близкого, но достаточно пожившего, человека не будет столь острой. Похожей уверенностью были пропитаны и остальные мои замыслы на будущее. Работа не тяготила, она была на удалёнке, и я выстроил её так, что были удовлетворены все стороны процесса, да и график всегда можно было скорректировать по моему усмотрению. На тот момент здоровье было в пределах возрастных норм, конечно с поправкой на мое непростое прошлое. А ещё моя любимая проявляла трогательную заботу о нём, чем приводила меня в приятное замешательство. До сих пор никто так не заботился обо мне, и я, как Карлсон, был готов лечиться вареньем и вниманием!..

Сказать, что я просто был доволен сложившейся ситуацией и собой, наверное, будет недостаточно. Судите сами, как ещё может реагировать на происходящее человек, на котором пятнадцать лет назад поставили жирный крест все, кто его знал, но он поднялся, «воскрес» и занял свое, и не последнее, место в обществе? А самое невероятное, что его одарила вниманием красавица-женщина, возвысив во всех смыслах над бренной суетой жизни. Конечно, во мне присутствовала известная доля эйфории и гордыни, а заодно появилась вера в то, что все мои испытания позади, что я выбрал свой лимит проверок на прочность. Сколько раз был на волосок от смерти, сколько вытерпел боли и перенес невзгод! Довольно для одной жизни, рассуждал я, и был уверен, что Небеса меня поддержат в этом!

Сделаю небольшое отступление. Онкология, ставшая диагнозом, меняет восприятие мира, поэтому мой дальнейший рассказ в значительной мере будет плодом изменённого отношения к действительности, когда банальные и сентиментальные вещи кажутся значимыми.

Человек предполагает, а Бог располагает. Поэтому заболевший онкологией всегда мысленно задается вопросом – за что…? Задался этим вопросом и я.

II.

Лето того года выдалось для меня трудное, в стане моих родственников разгорелся огонь раздора. Я попал под перекрёстный огонь междоусобицы. Ко мне апеллировали обе стороны, призывали стать на их защиту и, буквально, рвали на части. В течении нескольких месяцев я находился под гнетом этой заварушки, засыпал и просыпался с мыслями об этой истории. Круглые сутки чувство непонятной вины, перемешанное с обидами, отзывалось ноющей болью в груди. Говорят, что, если хотите подчинить себе человека, заставьте его чувствовать себя виноватым перед вами. Нечто подобное проделывали со мной обе стороны конфликта. За время этой эпопеи у меня сформировалось какое-то непонятное внутреннее состояние. Похудел, стал быстрее уставать от дел и утомляться. Я бы назвал это некой усталостью от жизни, она проявлялась в том, что даже положительные моменты тут же обрастали негативным фоном, рожденным в подсознании, от чего становилось тоскливо и скверно. Это состояние я старался не выставлять напоказ. С точки зрения настоящего мужчины это правильная позиция, а вот с точки зрения здоровья правильного мужчины это неполезно – держать в себе негатив долгое время, что, как я думаю, и показало будущее.

Взбаламученное внутреннее состояние отразилось на всём: работа, до сих пор необременительная и дававшаяся легко, сделалась тягостной и нудной, теперь выполнялась через «немогу». Окружающий мир как будто утратил все свои краски и выглядел всё более серым, любые происходящие вокруг события, казалось, несут в себе негатив. Эти ощущения одолевали меня когда оставался наедине с собой. В присутствии других я скрывал своё состояние, наверно потому, что не хотел выставлять себя нытиком и пессимистом. Находясь среди людей, я отвлекался от своего внутреннего раздрая…

Стоит ли говорить о том, как я преображался, когда встречал любимую и своего лучшего друга в одном лице! Тяжёлый груз падал с плеч, можно было оттолкнуться и полететь… Я ощущал полную обоснованность того, что жив, нужен и готов ради этого на любой подвиг. Эти минуты были отдушинами в моей жизни, и, казалось, всегда удержат на плаву, что бы ни случилось.

В конце сентября того злополучного года я почувствовал слабую болезненность в горле у основания языка. Для меня такие вещи были не в диковинку, горло всегда было моим слабым звеном, и с интервалом в год-два я болел гнойными ангинами. Со времени последней из них на тот момент минуло полтора года. В последнюю ангину хирург даже вскрывал мне образовавшийся в горле абсцесс. В этот раз я посчитал, что такие симптомы предвещают начало нового заболевания и, наученный горьким опытом, постарался предотвратить его развитие. Надо сказать, что в те времена у меня появилась новая привычка – покупать мороженное, и по вечерам поглощать его, сидя за компом. Мысленно укоряя себя за неосторожность, я начал лечение: пил таблетки, полоскал. Но за три недели ничего не добился: ухудшения не происходило, и не выздоравливал. В голове, в подсознании устойчиво утвердилась мысль о каком-то непорядке со здоровьем.

В своё время я читал и слышал о том, что частая ангина может приводить к серьёзным осложнениям вплоть до развития рака. Последняя мысль подспудно давно присутствовала в голове. Ещё много лет назад, работая на Севере, я попал в хирургическое отделение больницы, и там лежал мальчишка лет десяти, Костя. Его не навещали, по слухам он был из неблагополучной семьи. Мы взяли шефство над ним, покупали что-нибудь вкусное, сладости. У Кости была, как ему говорили врачи, ангина. Я, как «специалист» по ангинам, не поленился заглянуть ему в рот и увидел огромную миндалину, которая разрослась так, что парень говорил шепотом. По словам Кости, у него ничего не болело. Удивляло то, что его совсем не