Сергей Монастырский Про Вовку

Работал я тогда в молодежной газете. И вот однажды поехали мы с фотокорреспондентом Вовкой Климкиным на одну из молодежных строек.

Модно это было тогда в новом месте открывать современные предприятия и привлекать туда местную молодежь из окрестных сел и деревень, страдавших без работы.

Нужно же было описать их героическую жизнь и трудовой подвиг.

Надо сказать, что профессия фотокорреспондента была самой скучной в редакции.

Пишущий корреспондент мог изгаляться, как хотел, изображая то, что было, чего не было. То есть проявлять творчество.

А фотограф мог только нажимать на затвор фотоаппарата, и фиксировать то, что есть.

В основном, объект и лица передовиков производства.

Поэтому, как правило, они были не наделены интеллектом, но крепко знали свое дело.

Однако, Вовка по натуре был человеком творческим. На работу он давно забил, штамповал лица передовиков, но везде и всюду, как свободный художник искал художественную натуру и преуспел в этом.

В отличие от нас пишущих, он был лауреатом многих выставок, и даже международных.

Ну, вот пока я сопровождаемый местными активистками – фабрика была женским предприятием – ходил по цехам, Вовка ушел куда-то в поля и к вечеру вернулся с горящими глазами, задыхающийся от счастья и волнения:

– Представляешь, часа два ходил возле поля, ждал, когда наступит закат! А все небо было в облаках. Такая жалость! Там в конце поля стояла церковь, а возле нее, представляешь, паслась лошадь! Белая лошадь!

– И вот я ухожу. Уже ушел было и вдруг спиной чувствую – небо сзади прояснилось!

Оглядываюсь – мать честная! Красный закат, колокольня церкви, пасется белый конь!

Показать произведение он не мог. В те времена не было видеозаписывающей аппаратуры, надо было проявлять, сушить, монтировать!

Словом, вечером, когда, как водится, в командировках, мы собрались с активистками в комнате их общежития с простой целью: выпить, закусить и дальше по программе, программа была привычная и известна всем: и активисткам и нам, Вовка от пережитого восторга быстро напился и заснул за столом.

А активисток было трое. Вроде бы непорядок, но подумали мы, разберемся!

И вот Вовка, прямо посреди умной беседы, без стеснения за столом и уснул.

Оставшись один, я как мог, развлекал троих уже заскучавших активисток разными разговорами, и, конечно, перебирал варианты, как и каким образом, перейти к делу.

Тут вдруг помог Вовка – творческая натура, не отличающаяся интеллектом, но понимавший народные чаяния, он вдруг поднял голову, обвел мутным взглядом сидевших за столом, бесполезно прислушивался о чем идет речь, и бросив от отчаянья это недоступное ему занятие, ласково спросил, обращаясь к девушкам:

– А потрахаться не интересуетесь?!

Естественно, литературное слово «потрахаться» он заменил на родное более понятное.

Активистки вздохнули с облегчением.

Проснулись мы с Вовкой в разных комнатах и с разными активистками.

Утром нас в качестве благодарности ждал роскошный завтрак из яичницы на огромной сковороде.

… Мучает меня, когда я вспоминаю эту историю, один вопрос: а куда делась третья? И делась ли?

***

В командировки мы с Вовкой ездили часто. Поехали как-то делать репортаж из местного монастыря.

Поздним часом все послушницы собрались на вечернюю службу. Мы с Вовкой с разрешения настоятельницы скромно спрятались за портьеру в углу, чтобы не мешать и слушать собравшихся. Спрятались не особенно, просто старались быть не на виду.

Послушницы в основном были молодые девушки, стояли лицом к алтарю, к нам спинами и визуально это была серая масса – такими были их одеяния. Ничего интересного.

И вдруг нечаянно раздался стук, упавшего футляра, и одна из стоявших в последнем ряду послушниц, оглянулась. Вовка, ухватился за меня, а было от чего: глаза обернувшейся, спрятанной под серыми одеждами послушницы, увидели нас, она озорно улыбнулась и какое-то счастливое, даже слегка бледное выражение появилось на ее лице с сияющей белозубой улыбкой!

Посреди темной, гулкой церкви, в гуще этой вековой томительной скучной жизни, это был ошеломляющий луч света. Я не художник, и то я обомлел от восторга. Что уже говорить о Вовке!

Переночевав в предоставленной нам келье, мы должны были уезжать. Куда там!

Вовка умолял меня, как старшего, дождаться очередной вечерней службы. Он заболел этим воображаемым снимком. И клял себя, что вчера был без фотоаппарата!

Утром он ходил взад вперед по монастырским дорожкам, ища встречи с той послушницей.

Наконец, увидел. Вежливо подошел, галантно представился. А надо сказать, что не особо обремененный интеллектом Вовка, был брутальным красавцем! И в себе не сомневался. Девушка не отрывала от него глаз, хоть сан заставлял ее потупить глаза.

Но не смогла. Что сказать, женщина есть женщина. Однако, сказала, что без благословения матушки не может с Вовкой разговаривать.

Уверенный в свой красоте Вовка, побежал к молодой настоятельнице, попросил разрешения на интервью с Машей. Так назвалась послушница.

Урывая свободное от службы Машино время, Вовка провел с ней целый день.

К закату солнца, по его сценарию, мы вместе с ним подошли с Машей попрощаться.

Мне показалась, что по Машиной щеке прокатилась слеза. Но жизнь монашья строгая!

На самом деле, мы с Вовкой вечером, но только теперь он был во всеоружии: с фотоаппаратом – снова стояли за портьерой.

Служба началась. Маша, как всегда стояла в ряду последней.

С трудом, пропуская минут десять службы и высунув фотоаппарат, Вовка прошептал:

– Маша!

Маша обернулась.

Никогда в жизни, ни до этого дня, ни после, я не встречал более счастливого взгляда, более радостной и испуганной от неожиданности улыбки на девичьем лице!

А Вовка… Что сделал Вовка?

Он послал ей воздушный поцелуй и потянулся к выходу.

– Ты что?! – взорвался я, хотя не был сентиментальным, – Хотя бы простился!

– Да служба часа три еще будет! Пошли, последний автобус на вокзал будет через час!

Вовка был обделен не только интеллектом, но и совестью.

Зато он был фотохудожником. Этот снимок облетел весь мир, Вовка получил кучу наград и денег.

***

Вдобавок Вовка был галантен и совершенно без комплексов.

Как-то в командировке в одном большом селе, скорее это был райцентр, вечером от нечего делать, мы пошли в местный клуб. Там, как водится, были танцы.

Надо сказать, что перед этим, мы посидели в каком-то буфете, и на вечер, для закуски (а как перед сном не выпить?) взяли в карманы по два крутых яйца.

Ну, так вот. В клубе уже вовсю гремела музыка, но народ, состоявший в основном, из девиц разных возрастов размазался по стенкам.

На середине зала