Литвек - электронная библиотека >> Юрий Александрович Григорьев >> Религия и духовность: прочее >> Юрий Григорьев – Сгоревшие тетради

Четыре желания


Шёл по дороге волшебник. И встретились ему четыре человека: купец, глупец, мудрец и воин.

А у волшебника было как раз хорошее настроение. Дай, думает, осчастливлю этих людей – пусть меня потом добрым словом вспоминают.

Подошёл он к ним и спрашивает:

– А что, почтенные люди, каждому из вас для счастья надобно?

Подумал купец, погладил бороду и говорит:

– Да вот, кабы ты, мил человек, подарил мне миллион рублями, да миллион добавил, а третий сверху положил – был бы я, что ни на есть, счастливый человек. Потому как – были бы деньги, а счастье мы купим!

Дал ему волшебник мешок с деньгами, взвалил его купец на плечи – только крякнул. Побежал купец домой, от радости и спасибо сказать позабыл.

Повернулся волшебник к солдату:

– Ну а ты, служивый, чего для счастья желаешь?

Солдат недолго думал, ему долго думать по уставу не положено:

– Генералом хочу быть, золотые погоны носить, на белом коне скакать, и чтобы все мне честь отдавали. Солдатское счастье – слава!

Подарил ему волшебник и белого коня, и генеральский мундир с золотыми погонами. Сел солдат на коня и поскакал свою армию искать, потому – генералу без армии несподручно.

Посмотрел на всё это мудрец, почесал в голове и сказал:

– И что деньги – прах, и что слава – дым, а есть у меня мечта заветная: подари ты мне книгу премудрую, где на любой вопрос ответ даден, и чего бы мне не захотелось узнать, – про всё там рассказано. И все тайны заветные и загадки мировые – учёными словами прописаны.

Выслушал это волшебник, сказал слово тайное и дал мудрецу книгу желанную; а в книге той страниц – считано, не считано, – из тончайшей бумаги, а весу в ней – два пуда. Взвалил её мудрец на спину, охнул и побрёл домой, согнувшись.

Дошла очередь до глупца. Стоит глупец, в носу ковыряет.

– Говори, родимый, – чего желаешь?

– Хочу, – говорит, – дудочку волшебную, чтобы только ко рту поднесёшь, – сама играла, да всё мелодии весёлые, да каждый раз новую; чтобы жить – не тужить, да приплясывать.

Подарил и ему волшебник желанное и пошёл своей дорогой, собой довольный.


Прошёл год, – как день пролетел.

Возвращался волшебник дорогой обратною: Дай, – думает, – посмотрю, как моими подарками воспользовались, рады ли, довольны ли?

Повстречал купца, – не узнать лица. Похудел купец, помрачнел. Сидит на мешке с золотом, есть – не ест, пить – не пьёт, одна дума душу грызёт: "Эх, дурак – остолоп, почему не выпросил у волшебника два мешка с золотом." Сидит, тоскует, ничего не видит, никого знать не хочет.

Вздохнул волшебник, – дальше пошёл.

Стоит у дороги памятник роскошный. На бронзовом коне бронзовый генерал сидит, а солдатские косточки в земле сырой тлеют. И цветы роскошные лежат, и слова высокие золотом на плите писаны, а спросить: "Счастлив ли, солдат?" – некого.

В другой раз вздохнул волшебник, – дальше пошёл.

Заходит в дом к мудрецу, – аж дыхание перехватило: грязь, да вонь и запустение. Потолок в копоти, на полу – огарки свечные. Сидит мудрец, волосами оброс, глаза осовелые, рукой подпёрся, двухсоттысячную страницу читает. А только не дочитать ему той книги до самой смерти. Махнул рукой волшебник и поскорее долой, на свежий воздух.

Совсем загрустил: "Что же я понаделал! Хотел людей осчастливить, а только несчастье принёс. Нет, видно, никто на свете не знает, – чего ему для счастья надобно."

И вдруг, услышал мелодию чудную, дудочку волшебную.

Идёт глупец, приплясывает, рот до ушей. Штаны в заплатах, рубаха дырява, – да горя мало.

– Бог в помощь, старик! Дай тебе Бог здоровья. Уж удружил ты мне, удружил, уважил, так уважил. Век тебя буду благодарить за дудочку волшебную.

Обрадовался волшебник, – хоть одному угодил. И дальше уже пошёл веселее, а после призадумался. И долго потом ещё головой качал и чему-то улыбался.

А что он думал, то нам неведомо.

На том и сказке конец.

1986


Уродинка

"Маленькая спичка,

Венчик золотой -

Крохотная стычка

Света с темнотой." 1

Спички лежали на полочке. Деревянной полочке в углу маленькой, тесноватой кухни. Спичек было много – десять коробков. Шестьсот граждан маленькой спичечной страны.

Деревянная полочка, подвешенная за нитку на гвоздик, была их планетой, а маленькая кухня – целой вселенной. Ещё, правда, было окно, а за ним – кусочек неба, то синего, то безнадёжно серого, и клочок земли с чахлыми деревцами и реденькой травой. Но это всё было так неясно и смутно сквозь запылённое окно, что не имело никакого значения.

Итак, кухня была маленькая и тесная, полочка маленькая и узкая, и спички поневоле жались друг к дружке. Но что за беда! В тесноте, да не в обиде. Жизнь у них была спокойная, беззаботная – лежи себе на боку, да ничего не делай. Опять же и поболтать есть с кем, поспорить и даже пофилософствовать. А чего же не пофилософствовать, если тепло, спокойно, уютно? И всё бы хорошо, но…

Как и все живые, спички очень боялись смерти.


Каждый день, утром и вечером, в маленькой вселенной загоралась лампочка на потолке – маленькое слепящее жёлтое солнце, и раздавались шаги. И хотя это было так обыденно, ежедневно, но в этот миг все спички замирали, затаив дыхание, и во всех коричневых головках растерянно трепетала одна мысль: только не меня, только не меня…

И когда протянувшаяся рука брала один из коробков, можно было, если прислушаться, услышать слабый, облегчённый вздох – это радовались остальные спички.

Потом, когда несчастный коробок возвращался на место, в нём недосчитывались одной, а то и двух спичек. Их соседи по коробку пересказывали, как огромные и толстые пальцы, от которых резко пахло потом и ещё чем-то неприятным, безжалостно выхватили из их рядов хрупкое, охваченное ужасом, беззащитное тельце и, не слушая или не слыша его отчаянные мольбы о пощаде, били коричневой головой несчастной по стенке домика. И все оставшиеся слышали, безотчётно содрогаясь, непередаваемо мерзкий звук и тошнотворный дым говорил им о судьбе несчастной жертвы.

Мало того, одна из спичек, избежавшая расправы, потому что упала на пол, и вернувшаяся затем обратно в свой домик, рассказала, что видела на полу в маленькой жестяной банке обгоревшие останки многих спичек, – чёрные, согнутые, рассыпавшиеся трупики. Это было ужасно. Это было