грудью, даже, если прийдëтся лишиться жизни. И что, если я решил свести счëты с жизнью, то хоть подышу на последок. А потом вовсе перестал ходить без защитного костюма. Тут со мной и связались фильяне.
– Кто? – переспросила Лиза.
– Это мы, – ответил Гадрик. – Это планета Фильо. Наша планета. Когда мы поняли, что доктор желает приблизить свою кончину, нам пришлось его разочаровать. Прогулки без защитного костюма на свежем воздухе могли лишь укрепить его иммунитет, – он открыто улыбнулся. – Мы поняли, что доктор не опасен для нас. Его внутренний мир изменился. И мы решили его принять.
Сипов довольно поправил очки:
– Дурить систему оказалось очень весело. И я обрёл друзей и смысл жизни.
– Смысл жизни – дурить систему? – усмехнулась девушка.
– Смысл жизни – сберечь от системы эту планету, сберечь этих простых и чистых людей, которые ничего не хотят никому доказывать, а просто хотят жить, так как они живут: со своими законами и представлениями о справедливости. Они имеют на это право, – и добавил просящим тоном, – Пусть хоть они будут иметь на это право.
На некоторое время повисла тишина. Трещали ночные насекомые в траве. Гадрик, потягиваясь, вытягивал ноги.
– А вы, Лиза, – продолжал доктор, – почему решили остаться? Неужели из-за этого оболтуса?
Молодой фильянин невольно улыбнулся и замер.
– Я всю жизнь отдала звёздному флоту, – Лиза рвала травинки, вытягивая их между пальцами, словно не было занятия интереснее этого. – Я.. я просто хочу, что б у меня была родная планета…
Она хотела что-то ещё добавить, но не стала. Заговорил Гадрик: он стал рассказывать о своём мире и о людях, которые в нëм живут, вспомнил много весëлого связанного с доктором Сиповым, на что тот реагировал ворчанием. А девушка слушала его во все глаза и улыбалась.
Становилось всё темнее и темнее. Трое продолжали сидеть на траве у посадочной площадки, а федеральный корабль покидал орбиту планеты с номером Р-467, чтоб привезти в центр из года в год подтверждающийся вердикт – планета не пригодна для жизни.
-
-
-
-