кучки живого субстрата. Сознательного субстрата!

Мы не слышали звуки музыки, но она была всюду. Это внушало какие-то тайные знаки или ощущения новизны свежего восхода солнца. А здесь витали странные звездные сочетания. Мы не были на Земле в том привычном ее виде, к которому успели прирасти. Теперь она пришла к нам в виде Куба, в котором перец и молоко взрываются жидкими бомбами.

– Когда я вернусь, мы с моим парнем снова разъединимся?

– Может и так. А может произойти такое, что ты и не вернешься. А значит не вернется и твоя половина. Ничего не вернется назад. Здесь движение возможно только вперед. Ибо время, понимаешь…

– Понимаю, П, пониманию я научена. Странно то, что я не ощущаю в себе половины. Я ощущаю себя как обычно, почти.

– Ибо и ранее вы были очень слитными, но оставался последний шажок.

– И он произошел, когда мелодия взыграла через динамики.

– Точно. Он происходит. Великолепно же это!

Огляделись мои тела. И правда красиво. Только вот все еще странно и жутко было смотреть на изувеченные черные грани, которые складывались и раскладывались в фигуры, не поддающиеся опознаванию.

На границах видимых форм вращалась всенабирающая скорость махина, которую я бы назвала Татата. Громада двери отворилась. Нас стало засасывать в Зону номер 3. Я и П были радом друг с другом. Оставалось только лишь протянуть руку, чтобы можно было посмотреть глаза в глаза.

Всенабирающая скорость Татата сделала прекрасный и длинный бальный пируэт. Мы превращались в зыбкие ниточки животной крови, вокруг которых были нанизаны желейные материи.

Наши нервы шептали нам, что скоро настанет «пора». Мы были довольны этим. Когда-то же музыка должна закончиться. Дверь распахнулась подобно звездному цветку. Наши сущности размазывались по черным граням.

Мы мы мы мы мы мы мы мы мы – бесконечно богатые буратины. Короли и Королевы с драгоценными металлом коронами. Х-аа-хахах-аххах-ах!

– Абсолютное безумие, эта ваша мелодия.

– Мелодия в беспредельность. Так когда-то звали какую-то часть меня.

– Вы бесподобны в своем гармоничном танце.

– Спасибо!

Крышка свинтилась с ободка стеклянной банки. Звуковые колебания пришпандоривались прямо к волосяным луковицам. Собиралось делаться салатное чудо. Лук для него, видите ли, нужен. А мы бы и без луковичек справились! Но Зоне под номером 3 – виднее.

Ей все виднее. И мыло для нее не просто помывочный обиход, а сладость и соленостью высшего сорта. Все невидимые обитатели данной местности в больших количествах поедали мыльную щелочь. А наши тела громко фыркали и сморкались, наблюдая такое. Непотребство.

Мне пришло в голову что эта Зона под номером 3 была ничем иным как музыкальной шкатулкой, но в какой-то абсолютно чудовищной искаженной форме. Билась холодная дрожь где-то под коленками, а с носов капали горячие источники, пахнущие серой и лимоном.

Неслышимые звуки брили здешние облачные небеса подобно электрической машинке. Мне стало смешно от никудышного сравнения, и я рассказала об этом П. Тот смеяться не стал, но одобрительно похлопал меня по плечу. Точнее нас.

– Что нам тут делать-то нужно?

– Наверняка требуется отыскать нечто красивое и мелодичное, надобное здешней гармонике.

– А ведь парнишка в тебе. Его бы спросить, чего это он намутил такого, что нас сюда забросило так внезапно и скоро, так неожиданно и размашисто. Того и гляди, сошли бы с ума, если бы не одно громкое Но.

– Мы не так уж долго слиты. Нам бы время, чтобы пообвыкнуть. Тогда и вопрос сам собой растворится в черных пустотностях. Тут их много.

– Много настолько, насколько хватает глазниц.

Татата гундела рядом. Нечто похожим на беспорядочные звуки сломанных колокольчиков. Деревянные эти звучки проходились нам по хребтам, вводя нас в трансовые состояния. От чего поиск «чего-то такого» затягивался неправильными узлами на наших трехступенчатых ракетах. Ноги шаркали по блеклой давно остывшей зелени. Весна тут затяжная, плавно переходящая в сонливую зиму.

Музыкальная шкатулка превращалась в тварь, но не дрожащую, а с гордо поднятой мохнатой лапой. Мы с П пожали эту руку, а она схватилась за нас и не отпускает, хотя Выход уже блестел перед нашими восприятиями.

– Мне бы живого соку вашего испить, уважаемые. Добрый день! – Гнусавила шкатулка, а мы обливались яблочными струйками.

Наверно его и хотелось испить бестии. Мы поднесли свои сочащиеся материи к музыкальности, а та жадно хватала ручейки наши и пила пила пила, умывалась этим нектаром. А мы делались чашками и стульями. Видели, как черные грани вертелись в воздухе наподобие сахарного волчка. Смешно становилось до колик в животах.

П не выдержал первым. Его разорвал смех, а стеклянное присутствие добило сущность окончательной точкой. Жесть и дивный смрад. Я и все мои половины отцепились от шкатулки и принялись бежать что есть мочи. К двери, к выходу из удилища абсурда.

Так мы поняли, что Прочь действует на нервы не только живым, сознательным сосудам, но и абстрактным понятиям различных мысленных версий.

Вот взять, к примеру, музыку. У нее ведь нет живого тела, а только колебательные движения в нужной воздушной среде. В космосе, например, музыку было бы не слышно. Ни варгана, ни барабана. Там вездесущий сумрак и тишина. Хорошо, да?

О чем это я…

Вот о чем: выбраться удалось медленными верными и предельно аккуратными шажками. Влево три с половиной, вправо шесть с небольшим. Музыкальная шкатулка захлопнулась, а вместе с ней и Куб со своими бесконечно черными безумными гранями.

Стало легчать. Неслышимые звуки опускались в недра сердечной памяти. Все становилось проще и свет образовывал на сетчатке глаз причудливые узоры некоего цветочного орнамента. Я закрыла глаза.

Открыла тогда, когда почувствовала на своих волосах чье-то прикосновение. Это был мой любимый. Он улыбался доброй и нежной улыбкой. Его рука все гладила меня, а тела наши становились все ближе. Тут мне стало понятно, что гармония только начиналась, а та мелодия была преддверием в новый чувственный мир.

– Ты не представляешь, что мне довелось ощутить, когда дал послушать свою музыку. – Обратилась я к милому.

Тот лукаво улыбнулся и придвинулся еще ближе.

– Как же это. Представляю очень хорошо. То, что пришло к тебе – пришло и ко мне. Я все видел, красотка.

И подмигнули глазки. Теплое летнее солнце засверкало через панорамные окна. Блеск и красота. Комната в миг наполнилась чарующими звуками смеха. Мы снова стали слитыми.

Слитками золота и серебра. Абсурда Куб крошился на наших зубах.