Юрий Чигров Авдотья

Дуня Тетерева к 17 годам своей жизни окончательно поняла, что красавицей ей не быть никогда, несмотря на рассказы об удивительных возможностях косметики и пластической хирургии. В меру погоревав, она убедила сама себя, что новых ног не купишь, а «старые» – вовсе не мешают весело смеяться и горячо любить жизнь. Окончив школу, Дуня подала заявление в педагогический институт. Экзамены – провал! На следующий год ситуация повторилась. Побежали дни, месяцы, годы, и вот уже свой тридцать девятый год рождения Дуня встретила не только без высшего образования, а к тому же, и без мужа, без детей, без перспективы когда-либо обрести семью. Главное, что она приобрела в своём провинциальном городке к этим годам, так это двадцатилетний стаж работы за мизерную зарплату. Работала Дуня воспитателем в детском саду. Она никогда не жаловалась на свою судьбу, но очень часто, зарывшись головой в подушку, оставляла на ней следы своих горьких слёз. Следы, быстро высохнув, исчезали, горькая безысходность, впитавшись в подушку, оставалась. Дуне не пришлось столкнуться с чувством ранней девичьей любви, не приходила любовь и тогда, когда её уже трудно было назвать молодой девушкой.

– Так надо, – думала Дуня, – видно, нет у меня таланта, любить, да и не всем он даётся, значит, так надо.

Лукавила Дуня. Очень, очень она хотела, чтобы судьба подарила ей кусочек женского счастья.

В один из пасмурных дней, когда Дуня, находясь на своём рабочем месте, приводила в порядок детские тумбочки, в помещение вошла молодая работница детского садика Шура. Присев на детский стульчик, она долго смотрела на Дуню, затем тихо произнесла:

– Дуня, может быть, хватит себя накручивать негативом? Ну, сколько можно играть в молчанку? Почему же ты всё-таки такая "бука"?

Дуня так же тихо ей ответила:

– Никого я не накручиваю, я привожу в порядок тумбочки.

– Я видела, как ты недавно плакала в уголке, – произнесла Шура, – тогда я к тебе не подошла, не хотела в душу лезть.

– А сейчас хочешь? – спросила недоверчиво Дуня.

– И сейчас не хочу, просто мне жалко тебя, – ответила Шура, – я вижу, как ты себя изводишь, что-то мучает тебя. Может быть, я смогу чем-то помочь? Мы всё-токи подруги.

– Ну, и что ж, что мы подруги, зачем тебе моя правда, Шура?

– Часто, когда думаешь, что всё потеряно, оказывается, что потеряно не всё. Я вижу, что тебе плохо, поэтому это и говорю.

Дуня села на стул, положив руки на колени.

– Ты молодая, Шура, – сказала она, – у тебя – семья; у тебя есть муж, дети. У меня ничего этого нет, и никогда не было. А сказать тебе, что у меня есть? Скажу! Я являюсь обладательницей замечательного груза: на мне висят года размером в 39 лет. Замечательный груз, не правда ли?

– Неожиданное признание, а я и не знала про это, – ответила Шура.

Дуня неожиданно начала плакать, вытирая слёзы платочком. Шура, как могла, стала её успокаивать:

– Дуня! Мне кажется, раз такое случилось, то прими это как данность, вот и всё. Я не знаю, что тут ещё можно сказать.

Дуня сквозь слёзы невнятно забормотала:

– Что мне принять как данность? Зарплату мою великую? Работая воспитателем в детском саду, я 20 лет смотрю на чужих детей. А то, что своих детей у меня нет, я спокойненько должна воспринимать как данность? Шура, я же ещё не покойник, чтобы ничего не чувствовать. У меня ведь сердце есть, у меня душа есть, как с этим-то быть?

– Ну, к примеру, философски можно подойти к этому вопросу, – предложила Шура. – Лишь бы – мужик, это не выход. Как говаривала актриса Мордюкова, обращаясь к мужчине в каком-то фильме: "Хороший ты мужик, но не орёл". А зачем тебе "не орёл"? С ним одни мученья – лучше одной быть.

– А у тебя муж орёл что ли? – спросила Дуня.

– Это, конечно, интересный, вопрос, прямо скажу, неожиданный, – растерялась Шура, – и я сейчас очень даже сильно промолчу.

– Скорее всего, я сама во всём виновата, – продолжила разговор Дуня. – Я всегда очень, очень надеялась, что природа возьмёт своё, пробудив во мне чувство любви. Природа ничего не пробуждала. Некого винить!

– Что же, у тебя и в юности никого не было? – спросила Шура.

– Было приключение, рассказывать стыдно, но я расскажу.

Однажды, когда мне было 17 лет, я назначила свидание на Лужковом мосту своему молодому человеку. Звали его Пётр. И вот на этом мосту между нами произошёл такой вот разговор:

– Дуня, милая, наконец-то! В эту удивительную ночь, я, глядя в твои прекрасные глаза, хочу…

– Хочешь сказать, будто ты счастлив от того, что со мной недавно познакомился!

– Почему будто? Сомнения у меня нет – я действительно счастлив! А вот скажи мне, на каком мосту ты стоишь?

– Это Лужков мост и что?

– А как он ещё называется?

– Не знаю.

– Ещё его называют мостом поцелуев.

– Ой! А я, к своему стыду, и не знала, что он так называется.

– Считается, что влюблённые, поцеловавшиеся здесь, непременно будут счастливы. Надо нам поцеловаться.

– А мы что, влюблённые?

– Во всяком случае, мне показалось, что я тебе очень понравился! Мы знакомы уже три дня, но почему-то ещё ни разу не сделали "чмоки-чмоки".

– Ты назначил мне встречу на этом мосту, потому что надеялся на мой поцелуй?

– Да, и я весь горю!

– А не слишком ли ты быстрый, Пётр?

– Дуня, стоит ли говорить о таком пустяке, как поцелуй. Сейчас практикуется другое.

– И что же это у тебя практикуется?

– Дуня, не будь наивной, ты же всё понимаешь!

– А может быть, я не хочу этого понимать?

– А я вижу, что хочешь! Кстати, всё очень символично. Мост – это символ пути от поцелуя к сексу. Ты это понимаешь и не можешь этого не желать!

Дуня на мгновение прервала свой рассказ, а потом, тяжело вздохнув, продолжила:

– Представляешь, Шура, Пётр схватил меня в охапку, прижал к себе и стал целовать взасос. Затем он, не церемонясь, полез своей рукой мне под юбку. Я резко ударила Петра по руке и быстро от него отскочив, заявила ему, что он скотина. Мне показалось, что он даже не обиделся. Он, словно на лекции, стал мне объяснять, что у него чувства взыграли, и что он готов со мной любовью заняться прямо на мосту. Шура, закончили мы наш диалог таким образом:

– Мне потрахаться на мосту не зазорно, – заявил он, – я бы не постеснялся, главное – это твоя любовь!

– А у меня нет к тебе любви, – сказала я, – сейчас есть только презрение! Тебе 27лет, а мне 17-дцать. Ты опытный, а я дура. К счастью, я только сейчас это поняла.

– Да что произошло–то? – стал строить собой дурачка Пётр, – подумаешь, кое-что у тебя пощупал! Успокойся, от этого внебрачного ребёнка у тебя не будет.

Окончила свой рассказ Дуня простыми понятными словами:

– Шура, после этих его слов я дала ему пощёчину и ушла от него