Дарья Норок Макария

Посвящается моему племяннику и свёкру, чьи жизни унёс рак.

Глава 1

Опершись руками о кухонный стол, я мысленно болел за одну из капель, наблюдая, как она, опережая несколько других, спускается по стеклу. Наверняка каждый так делал. Это происходит бессознательно.

В детстве я из-за своей нетерпеливости бил пальцем по стеклу. Я думал, что таким образом подгонял понравившуюся мне каплю. В итоге все капли разом скатывались вниз, оставляя после себя тоненькие полосы влаги. С возрастом я не стал более терпеливым, но уже не тратил силы на вещи, исход которых не зависел от меня.

Из-за дождя за окном было видно лишь мерцание размытого фонаря. Слившись со светом этого фонаря, моя капля исчезла на долю секунды. Появившись, она вышла на финишную прямую, оставив все остальные капли позади себя. Исчезнув, она первой коснулась нижней рамы окна. Ребёнок, живший глубоко внутри меня, ликовал.

Дочь уже спала, а моя жена, помыв посуду после ужина, который мне пришлось поглощать еле тёплым, наливала кипяток в кружку. Она давно уже не сердилась на меня из-за того, что я вечно опаздываю на ужин. Она и раньше не ругалась из-за этого, но сейчас она уже и не ожидала увидеть меня вовремя.

– Держи, – спокойно сказала Мари, передавая мне в руки кружку кофе и садясь рядом со мной.

Повернувшись всем телом ко мне и подогнув колени, она поставила свои ноги на перекладину моего стула. Она подняла со стола свою любимую чёрную кружку с зелёным чаем и поднесла к своим губам. Мой старый тёмно-синий джемпер, который она постоянно носила дома в холодную погоду, закрывал её руки, оставив открытыми только пальцы. Её русые волосы, напоминавшие мне оттенок тёмного мёда, который переливается разными тонами, когда его начинаешь размешивать, мягкими волнами спускались чуть ниже плеч. Мне всегда так нравилось, как её волосы начинали завиваться после ванны. Она как раз вышла из душа, когда я пришёл домой, поэтому сейчас от неё веяло ландышами.

– О чём на этот раз задумался? – спросила она.

– Да ни о чём, – пробормотал я, переводя взгляд с её волос на свою кружку.

– Какой-то ты мрачный сегодня.

– Да всё в порядке, – отмахнулся я, – как обычно, я всё ещё мысленно на работе.

Я попытался выдавить из себя естественную улыбку, но, судя по всему, у меня это плохо получилось. На душе у меня была тяжесть, поэтому мне было сложно сделать непринуждённый вид. Глаза явно сдавали меня. Невозможно сделать счастливое лицо, если глаза всё равно остаются печальными. Ты собираешь всю силу воли, напрягаешь все свои нервные окончания, но выражение глаз не меняется, даже несмотря на то что в их уголках появились необходимые морщинки, которые должны создавать впечатление смеющихся глаз. Никогда не понимал, отчего так происходит. Но я понимал, что нужно всего лишь внимательно посмотреть человеку в глаза, чтобы узнать, о чём он думает на самом деле. Но это нужно делать до того, как ты задал ему вопрос, на который хочешь получить желанный ответ. Эта простая истина почти всегда помогала мне в работе. На допросах люди и без того нервничают, а когда пристально смотришь на них и неожиданно задаёшь нужный вопрос, то они уже не могут скрыть свою реакцию. Именно от этой реакции я и отталкиваюсь, расследуя убийства, похищения и другие преступления.

Несколько секунд Мари смотрела на меня испытующе. Теперь уже я ощущал себя как на допросе. Глубоко вздохнув, она поднесла кружку к губам и отпила глоток чая. В глазах у неё мелькнуло раздражение.

– Я завтра еду в аптеку, тебе не нужно уже покупать таблетки? – в её голосе прозвучал холодок.

– Нет, пока ещё есть. Зачем тебе в аптеку? Я мог бы завтра после работы сам заехать туда.

Она не знала, что таблетки, которые мне выписал Мистер Брайтон, я перестал пить уже как два месяца назад. Я не особо доверял всяким мозгоправам, поэтому с трудом согласился пойти к нему на приём. Жена заставила меня сходить к нему, когда я после очередного закрытого дела вдруг начал думать, что ошибся и настоящий убийца тридцатисемилетней женщины ходит на свободе. Я знал, что моя проблема не надуманная, а его диагноз ложный, но я покорно вынес и вынужденный отпуск, и лечение, на которое я якобы согласился, и шуточки коллег, которым доставляло огромное удовольствие подкалывать меня.

Но это всё в прошлом. Тогда я понял, что нет смысла доказывать психотерапевту то, что я не болен. Нужно только соглашаться с ним и делать вид, что следуешь его указаниям. И тогда это всё закончится намного раньше, чем, если я бы стал упираться и спорить.

Этот знаток утверждал, что у меня развивается мания преследования. По его словам, наибольшим моим страхом является опасение поступить неправильно и принять неверное решение. Он меня убеждал, что такие люди, как я, склонны обвинять других в собственных несчастьях, тем самым снимая с себя вину. В общем, бред полный! Нет у меня никакой мании преследования! Это ублюдок не то чтобы следил за мной, он делал вид, что следит. Он специально делал это так, чтоб я его видел. Я догадывался, что Морис знает о моих подозрениях, поэтому делает вид, что преследует меня, и, таким образом, как бы запугивает меня и издевается надо мной. Морис хотел, чтобы я начал нервничать. Я никогда не делал вид, что не замечаю его, но и паниковать из-за таких проделок я не собирался.

Вся проблема в том, что этот Морис – местный священник. Он был настоятелем в церкви. Тогда мы посадили его двадцатилетнего сына, который во всём признался. Парень описал, как встретил знакомую своего отца и поругался с ней из-за какой-то мелочи. Он даже не помнил причину их спора, с которого всё началось. Он рассказал, как в пылу ссоры ударил её кулаком по голове, от чего она сразу упала. Он говорил, что дальше ничего не помнил. Но зато он объяснил, из-за чего мог так бурно отреагировать на ссору с женщиной. Сын Мориса был сильно пьян. А пьян он был из-за того, что его девушка изменила ему. Узнал он об этом за пару часов до убийства.

Я помню, как даже опытных полицейских в тот день стошнило, когда труп женщины переворачивали на спину. Внутренности с характерным звуком вывалились наружу, а её лицо было похоже на кровавое месиво. Нас поразили вся дикость и звериная жестокость, с которой было совершено это убийство. Смотря на этого парнишку, я никак не мог представить, что он был способен на такое страшное преступление.

И вроде бы всё сходилось – он признался. Да и следы крови этой женщины присутствовали на его одежде и обуви, но я до сих пор не понимал, в какой же ярости нужно было быть, чтобы так раскромсать её одежду и тело. Никто не мог поверить в это, но и доказать обратное никто не смог. На вид парень не был особо