к своей соседке, опять принявшись бесцельно нарезать круги по камере, будто собираясь найти там ранее не обнаруженный выход.

— Кто ты такой? — спросила Афирия и тот снова замер, на этот раз сев около решетки

— Не знаю

Эти слова не отражали абсолютно ничего, в них не было интонации. Девочка вообще никогда раньше не слышала чтобы кто-то говорил так, даже у умирающих от чумы больных в голосе звучало гораздо больше жизни и чувств.

— А откуда ты здесь взялся?

— Пришел-немедля ответил незнакомец и добавил-шел по песку, шел по траве, по камням и теперь здесь

Он замер, всматриваясь в угол камеры и спустя мгновение стало понятно, что это самая обычная крыса, коих здесь было бесчисленное количество. Но узник увлекся маленьким грызуном, приблизился к нему, тщательно разглядывая и Афирия почему-то представила как странный человек сейчас схватит и сожрет крысу, но он лишь проводил ее, убегающую прочь от камер взглядом и вновь посмотрел на свою соседку

— Как тебя зовут?

Собеседник был странным, нелюдимым если не сказать больше, но девочке после многих месяцев одиночного заточения даже такой разговор приносил беспричинную радость

— Меня…никак

— Тебе не дали имени родители? — удивилась она— меня вот назвали Афирия, но можешь звать как сестра, Афи

— Афи— медленно повторил человек-родители, кто такие родители? — голос был все так же холоден, но сейчас в нем послышался интерес, придав скрежету телеги хотя бы немного жизни

— Твои отец и мать, она родила тебя, наверное воспитывала, ты не помнишь своего детства?

Видя, что собеседник не понимает о чем идет речь, девочка попыталась объяснить-то время, когда ты был маленьким, а весь мир вокруг наоборот большим, все когда-то были детьми

— Детство— по слогам произнес узник-я не знаю, я просто появился, потом всегда был

— Странный ты— хмыкнула Афи и отвернулась в стене.

Спустя долгое время в тишине и молчании, после долгих месяцев, когда единственное, что говорилось другим людям это проклятия, она необычайно устала даже от такого короткого разговора и решила передохнуть, провалившись в сон необычайно быстро. Почему-то присутствие этого сумасшедшего в соседней камере успокаивало, приносило какое-то облегчение, хотя должно было быть наоборот. Он не мешал сну своей новой знакомой, просто сидел молча часами, смотря в темноту тюремных камер, иногда отвлекаясь на пробегающих крыс и шуршащих в мешке с соломой жуков. Сверху периодически раздавались звуки, проходящие свозь небольшие щели между потолком и стеной. Это шаги или смех местных стражников, травящих друг другу байки, иногда гогот сменялся криками, когда те начинали о чем-то увлеченно спорить. Сидящий в камере человек не обращал на все это никакого внимания, теперь он увлеченно изучал прутья решетки, находящейся прямо перед ним. Спустя час разглядываний он аккуратно протянул руки с длинными худыми пальцами и коснулся холодного металла. От неожиданной смены температуры узник на мгновение отнял ладони от преграды, но почти сразу положил их на нее обратно, попробовав вначале огладить шершавый от ржавчины металл, а потом и сжать

— ты их не сломаешь — подала наконец голос из соседней камеры проснувшаяся девочка-я пыталась, поверь, и выбить их и сжать, но они еще недостаточно проржавели чтобы гнуться от такого

Будто посчитав это приказом, человек убрал от прутьев руки и положил их на колени, все еще находящиеся у груди

— Ты не боишься? — неожиданно спросила Афи у своего нового знакомого.

Она помнила свои ощущения сразу после попадания сюда, липкий ужас, стянувший все тело и мешающий дышать. Было безумно интересно, испытывает ли человек в соседней камере нечто подобное

— Я не знаю— ответил он все так же холодно как и раньше-как понять…боишься или нет?

— Нуу— задумалась девочка-что ты ощущаешь в груди? Страх сдавливает там все, заставляет сердце биться чаще

Узник на мгновение замер, не шевелясь и кажется даже не дыша и ответил уже когда казалось, что он замолчал навсегда

— Ничего, там пусто, что-то тянет— он коснулся ладонями своих ребер, скрытых какой-то черной грязной тканью и свел их под шеей

— Это называется одиночество— понимающее откликнулась Афи-я тоже постоянно чувствую его, это гадко, когда понимаешь, что на земле нет человека, который бы помог тебе или хотя бы пожалел

— Как перестать чувствовать одиночество? — с легким интересом спросил человек, заставив девочку задуматься

— Думаю что тебе просто нужно быть кому-то нужным— наконец произнесла она-хочешь, ты можешь стать нужным мне

Узник посмотрел на девочку так, что она вздрогнула, ей вновь казалось он смотрит насквозь, видит не только ее лицо или грязное тело, укутанное в какую-то тряпицу, но и что-то внутри, может ту самую надежду?

— Хочу…но что нужно делать мне?

— Ты должен считать меня таким же важным для себя человеком, каким ты являешься для меня— подумав ответила Афи и человек напротив согласно кивнул

Она решила взять перерыв в разговоре с ним, новый знакомый был таким странным, словно ребенок, обладающий голосом и телом взрослого человека. Мыслил так, как не стал бы никто на в целом свете, ничего не знал о жизни, но свободно говорил на их языке, без акцента свойственного пришедшим издалека. По тюрьме прокатился грохот и сердце девочки вновь забилось быстрее в ожидании чего-то жуткого. К ее камере подошла пожилая женщина, местная прислуга, захаживающая сюда. В первые дни Афи искала у нее поддержки, хотя бы словом, не надеясь на дело, но на старческом лице отражалось лишь презрение, будто она приходила не к живому человеку, а к животному

— Помойся— сказала она, просовывая под решеткой небольшой чан с горячей водой и тарелку с холодной, уже застывшей кашей чуть погодя

Женщина уже ушла, а девочка все еще тупо смотрела на отражающую черный потолок воду. Это значило лишь одно-скоро к ней придет Зириф чтобы сделать то, что делал с ней почти каждый день. Подрагивая всем телом, Афирия сбросила на пол грязную тряпицу, оставшись совершенно нагой и принялась обтирать тело жесткой губкой, заставляющей нежную, все еще не потерявшую своей шелковистости даже спустя столько времени кожу краснеть. Не потому что надо было, просто хотелось хотя бы на мгновение очиститься от всей грязи, что на нее налипла и от всего плохого, чтобы оно ушло вместе с водой. После она быстро съела жуткую на вкус, но успешно справляющуюся со своей целью просто наполнить желудок кашу и голые плечи задергались в тишине. Как и всегда, перед приходом коменданта девочка плакала, как и всегда без слез. Узник напротив молчал, не