Литвек - электронная библиотека >> Роман Станиславович Шилов >> Военная проза >> Лычково, 1941 год
  • 1

Роман Шилов Лычково, 1941 год

        "Вот, кажется обычный летний день… Тихо сегодня, будто и нет войны…" – Думал Сашка стоя в открытом дверном проеме вагона, в котором в составе многих сотен других новобранцев 186-й стрелковой дивизии ехал на фронт. Но ни этот день, ни жизнь его в целом уже никогда нельзя было назвать обычными. Война черной пропастью разделила все жизни советских граждан на "до" и "после".


А встречный ветер трепал его соломенный чуб, торчавший из под новехонькой,  неловко нахлобученной пилотки. Ветер будто заигрывал с ним, будто подбадривал: «…не грусти, Сашка!»


       Пожалуй, грусть, гнев и глубокие мысли – это всё, что его поглощало теперь. Его еще совсем юношеское сознание никак не могло усвоить и переварить весь тот объем событий, весь тот ужас случившегося, всё увиденное за эти несколько недель после начала войны. Он повзрослел, очень повзрослел, но не тогда 22 июня, когда услышал обращение Левитана (в тот миг его переполнял праведный гнев, он готов был побежать на границу и голыми руками рвать фашистскую нечисть) и даже не тогда, когда видел последствия первых авианалетов, не тогда, когда провожал первых мобилизованных, в том числе отца и брата. Где-то они теперь? Случилось это чуть позже.


       Было время, когда о войне он мог судить лишь по кинолентам да литературе. Все Сашкины представления о борьбе с врагом носили романтичный и высокоморальный характер. Рухнули эти представления, когда он впервые загляну в подлое и циничное лицо войны 18 июля 1941 на станции Лычково, где волею судеб в составе эвакуационного эшелона, как пионервожатый сопровождал группу ленинградских детей в эвакуацию. На фронт-то он возрастом не подходил.


       Воспоминания об этом дне врезались глубоко в его память, раскололи, пронзили душу, перевернули мировоззрение, посеяли в его еще тогда совсем детскую душу мрачное зерно страха и ненависти.


       В тот день одиночный фашистский бомбардировщик сбросил на станцию пару десятков бомб. Знал ли он, видел ли, что это были эшелоны с эвакуированными детьми? Сашка не сомневался, что знал! Ведь в тот момент на станции находились несколько тысяч детей.


       В первые мгновения никто и не понял, что это враг. Даже, когда от силуэта черной стальной птицы точно пунктиром отделились бомбы. Не верилось в происходящее! Точно непуганым животным нет страха от ружья охотника, ни детям не сопровождающим не было страшно. Пока первый взрыв не вздыбил пласты земли и земная твердь дрогнула и, будто глубоко вдохнула от неожиданности, пока не оглушило, пока не почернело небо от пыли и обломков вагонов.


       Сашка, как и многие прикрывая деток кинулись прочь от железнодорожного полотна. Взрывы следовали один за другим… В какой-то миг его, бегущего позади группы деток и практически волоком за ручки тянувшего двух девчушек сбил с ног, как ему показалось летящий вещмешок. Лишь позже он осознал, что это был труп отброшенного взрывом ребенка. Пока рвались бомбы, всё гудело, звенело и шипело, он не осознавал и как-то не боялся, пожалуй. Скорее растерялся и был в шоке, думал лишь о детях, за которых отвечал. Встал, сплюнув землю забившую рот, скрежещущую на зубах и вновь зигзагом, побежал прочь от станции, уже взяв точно багаж подмышки этих двух девочек.  Над головой свистели осколки, пролетали доски, в паре шагов, точно по мановению волшебной палочки с небес почти, как казалось беззвучно упала многотонная колесная ось от вагона, стальные рельсы колыхались точно ленты бескозырки матроса от ветра, толстую березу, как восковую свечку вмиг обрезало осколком, а земля продолжала вздыматься и тяжело вздыхать, точно раненый зверь.


       Он и не понял, сколь долго продолжался этот ад… В прочем, ад не закончился на этом, а продолжился, кода они вернулось осознание произошедшего и сами они вернулись на пепелище. Страшно было всё это вспоминать и переживать вновь. Жуткая картина, куда не кинь взор. Руки его до сих пор часто дрожали, как и тогда, когда вместе с выжившими железнодорожниками и педагогами они после бомбежки собирали обезображенные детские тела. Убитыми насчитали 41 человек, из них 28 ленинградских детей. И это лишь сухие цифры! А каково было видеть, как фрагменты детских тел висели на проводах, кустах и деревьях? Он никому бы не пожелал оказаться на своем месте! В жизни и мухи не обидел, а тут такое…


         И на этом адский спектакль не закончился! Третье действие, третье потрясение случилось, кода через пару дней на станцию нахлынули обезумевшие матери жертв! Воздух был насыщен смрадом разлагающейся на жаре плоти, а растрепанные и обезумевшие женщины с остекленевшими глазами, как приведения метались по станции издавая не то вой, не то плачь…


         Вот и теперь Сашка вновь и вновь, точно кинопленку прокручивал эти события в голове. Он ненавидел войну, ненавидел фашистов, а больше всего – ненавидел тот страх, который поселился в глубине его искалеченной души. Он знал лишь одно, что должен отомстить! Должен побороть страх! И вот призывной возраст достигнут и теперь можно бить врага! Мстить гадам, за каждого убитого, за Родину!


         С тех пор он стал чуть замкнут и молчалив. Именно поэтому держался особняком, вот и сейчас в одиночку стоял и курил, в распахнутом проеме мчащегося куда-то под Великие Луки эшелона. Курил, изо всех сил подавляя мелкую дрожь в руках, и задумчиво смотрел, как змейкой извивается состав, ползущий на встречу линии фронта по необъятным летним полям, обычным, казалось бы, тихим летним днем августа 1941-го.


         Он не мог знать, что всего через неделю, 21-го августа погибнет при форсировании реки Ловать, при прямом попадании тяжелого фашистского снаряда, что его разорвет на атомы и молекулы, что он растворится без следа став частью земли, которую защищал, что навсегда будет считаться без вести пропавшим.


        Потом пройдут более 70 с лишним лет, когда правнук его сестры, такой же молодой и светловолосый, похожий на Сашку пройдет, неся его портрет по Красной площади в составе «Бессмертного полка». И Сашка, как и мечтал, в тот день, будто сам лично прошагает воином-победителем по столичным улицам.




При работе использованы материалы:


Евгения Фролова «Лычково, 1941 год» журнал «Нева» 2007, № 8


В. Динабургский. "В полях почернели ромашки…" – Брянск: Кириллица, 2004

  • 1