Елизавета Наумова Der Kursive

курсив 1

Не бывает плохих концовок,

Бывают те, которых не ждёшь.

Порой не нужен даже заголовок,

Чтобы понять, что́ бросит тебя в дрожь.

Прошу, послушай полминуты,

Останови глаза на мне,

Ослабь ты свою хватку барракуды,

Ведь мир вполне реален, мы вовсе не во сне.

Я не хочу тебя давить,

Валить по тонне нудных слов;

Простых вещей совсем не вбить,

Коль человек к ним не готов.

Но есть надежда-

Через время,

когда твоя большая боль

немного стихнет,

скинув бремя,

вернётся полностью контроль.

И голова станет ясна:

Тот, кто шёл рядом-

Неспроста.

Но он исчез.

Ты будь умна.

Выходит, миссия его

Логически завершена.

И будет.

курсив 2

Хотел жить с тобой в старой квартире,

Мы вдвоём – больше нет никого.

Скрыться б нам, в этом тяжком мире

Потерял я себя самого.

Я для всех как обуза, подножка,

Ход замедлил и вниз утащил;

Одиночество вечно бросает в дрожь нас,

Но не каждый же заслужил.

Всё давно здесь идёт ко дну,

Не работает, спит или бредит,

И больнее с каждой секундой тому,

Осознал кто, что всем он вреден.

курсив 3

Великое искусство и достоинство

То одиночество, что дарит мысли, пользу,

Когда не в пропасть прыгнуть с дуру хочется,

Но быть собой, предотвратив угрозу.

Одновременно открываться миру,

Проникнуть в его жизнь, делиться вслед своей,

Но не втянув себя при этом силой

Туда, где места для тебя, увы, друг, нет.

Сначала ты изгой, потом болят лопатки,

Как будто в них топор до самой рукоятки.

Мучения пройдут, зайдётся всё багрянцем,

На месте раны этой заметен станет панцирь.

Он сделает тебя мудрее, сознание и мысли – твёрже,

Непобедимым станешь ты, к другим отныне – строже.

Но с панцирем не закрепишь имя изгоя,

Свободен будешь от него – на то провидца воля.

Отныне боли нет, будь хоть сто лет ты одинок;

Как черепаха доживает век, так доживаешь ты столь сложный жизни год.

Ещё есть сходство меж тобой и этим зверем:

Вы каждый сам с собой, и в этом нет потери.

курсив 4

Вы слышали, что о себе нужно заботиться?

Любить, ценить, хвалить себя самим.

Вставать чуть свет, на идеал охотиться,

Успеть схватить за хвост, ведь он неуловим.

Протянешь длани к небу- обдаст оно их тыльность;

Сожмёшь два кулака- останешься без сладкого.

А скромность же есть гадость, пыльность,

Она для дураков, до фатума что падкие.

Мир создавался по утрам,

А вечер – время для иного.

Под солнцем ты не меломан,

А в сумерках – вся босса-нова.

Вы смейтесь сколько вам угодно,

Но, Господа, одним лишь ухом

Послушайте, как тошно…творно

Подобны вы помойным мухам.

И всяк, кто вхож к вам словом «друг»

Отныне мне неинтересен:

Он лицемер, и лжец, и спрут,

И в целом мире не полезен.

От тех, кто душит, давит, злит

Необходимо отрекаться,

И в этом вижу я магнит

Спокойствия.

Заботы.

Счастья.

курсив 5

Когда ты последний раз вспоминал о стоп-слове?

Дышал полной грудью, слушал подошвой асфальт?

Ты живёшь: слова стоят комом в горле,

Слёзы капают ртутью, никак не закрыть гештальт.

Плетью хлещешь себя, словно лошадь, повозку тащащую,

И извозчик из тебя, мягко сказать, паршивый.

Сожалеющий искренне друг, мать, с утра до ночи вечно плачущая,

Образ в стиле: «у меня хорошо всё, правда» ‒ от и до откровенно лживый.

Душа бедная, сильно заблудшая, имени своего не помнит;

Говоришь, помочь ей пытаешься? А, да только в сон дико клонит…

На всех линиях одни поражения, неудача за неудачей;

Ищешь силы, чтобы исправиться? А, бред, говоришь, собачий…

Думаешь, что ты одинок, некого о помощи попросить;

Но ты разве открыт для подмоги? А, не хочешь о себе лишь трубить…

Ну а если тебе интересно, то вердикт мой таков – ДУРАК.

А стоп-слово твоё, если честно, и того нелепей ‒

Бардак.

курсив 6

Трескучий мороз,

собачий холод.

Скрежет зубов,

тоскливый город.

Печально всё то, что было,

Непринято всё, что сейчас,

За зиму ты напрочь застыла,

Но с будущим – вы в анфас.

Глядишь далеко вперёд,

Туда, где пространство стёрто,

Ни времени никогда не было,

Ни неба, ни горизонта.

Как можно так долго ждать?

Сидеть, в небылицы верить?

Ты в руки не можешь взять

Часы отстающие сверить.

Солнце Моё, не плачь,

Ты сходишь с ума по-моему:

То носишься дико вскачь,

То прячешь в подушку голову.

И хоть бы один гуманоид,

Трепавший тебя пришелец

Додумался перед уходом

Глаза напоследок вперить,

Вглядеться в твои печали

И скорби цистерны бездонные-

Как смели они оставить?

Победой уйти ослепленные?

Так мало нужно душе,

Комку в человеческом теле, -

Лишь было бы для чего

Показывать себя в деле.

Лишь бы хотелось любить

И именно знать кого

И знать – ему это нужно,

Как солнце слову «светло».

курсив 7

Когда я стоял на холме, под падающей звездой,

Лежал вдоль холодных стен, забитой и сонной овцой,

Сквозь световые лета, чуть сомкнутых век щели

Я видел тебя, да.

Другие на фоне тлели.

Они были так тусклы,

Настолько серы и безлики,

Что выкинь мы их из сна –

Они растворятся в крике.

В тебе разглядел я детали,

Как в самой любимой картине:

Кадило с горящим пламенем –

Манящий холод погибели.

И если бы только был выбор:

Проснувшись, вернуться к жизни,

Остаться в ней целым, с миром,

Или разбиться здесь вдребезги –

Я не открыл бы глаз.

Оставить?

Уйти?

Ни за что.

Конечно, столкнёшь меня ТЫ.

Но это Я выбрал скалы

И предпочёл ИХ плато́.

курсив 8

Попросить огоньку у прохожего

Ещё не значит быть общительным.

Ощущать дуновение ветра кожей

Не то же самое, что быть чувствительным.

Есть салат и капать слезами в тарелку –

Отнюдь не заявление о расположенности к солёному.

А постоянно переводить на часах стрелку

Не являет моего отношения к времени, как к холёному.

курсив 9

Однажды ночью,

В поединке с бессонницей,

(А может быть в перемирии?)

Разглядывал в окна созвездия,

И будто увидел валькирию;

За ней была пара церберов,

За ними ещё и ещё,

Так до утра они следовали,

А как солнце взошло-

Молчок.

И ровно то самое время,

Что ждал я верно заката,

Пытался понять я метку,

Был в поисках я трактата.

Что значили эти звёзды?

А было ли это