вечера. Чтобы, когда все угомоняться, лечь у себя за занавеской, включить лампу настольную, и – уйти в чужую, незнакомую и такую прекрасную жизнь!

Перечитала всю поселковую библиотеку. И копила каждый месяц маленькие деньги, полученные от мелкой подработки, отдавала их библиотекарше, чтобы та привезла ей из города книжки – подешевле, да побольше!

Стыдно было – ребятам бы на обувку! Но ничего не могла с собой поделать.

Жизнь была не интересной, однообразной, но оправданной – детей нужно было вырастить! И выпустить из дома – пусть у них жизнь будет другой – яркой, солнечной! В институт поступят….

А она….Анна Михайловна даже не задумывалась, что тогда будет делать она, и, как и зачем жить. Дожить еще до этого времени надо!

В восьмом классе у Ларисы вдруг каждый день стала болеть голова, потом начали отказывать ноги.

– Не мой уровень, – развел руками врач районной больницы, – нужно везти в область.

– Как везти? На кого оставить Павла, который уже заканчивал десятый класс? Где жить там, в областном центре, пока Лариса будет проходить обследование?!

– Сынок, ты уже взрослый, проживешь как-нибудь месяц, соседка тетя Валя, тебе поможет, – Анна Михайловна оставила сына одного.

Душа болела, но за Ларису болела еще больше – как она в незнакомом городе, в чужой больнице будет одна?

Да и врач, который их принял в приемном отделении, сказал:

– Вы бы никуда не отлучались, возможно, нужно будет вам принимать какое-то решение.

– А можно, я здесь у вас буду пол мыть, что-нибудь делать, чтобы здесь и жить? – только и спросила Анна Михайловна.

– Что, нет никого и денег нет? –

Анна Михайловна стыдливо кивнула.

– Хорошо, только без зарплаты. Нянечкой ночной.

Провела она в больнице не месяц, а три.

За это время Ларису парализовало.

Ехать до дома дали санитарную машину. За работу нянечкой.

Павел встретил мать и сестру навеселе.

Дома было грязно, накурено и не прибрано. Но Анна как-то почти и не заметила всего этого. И она, и Лариса были убиты горем. Теперь в этом доме, без всяких перемен – так сказали врачи – предстояло провести всю жизнь. Лежа. Обе целыми днями плакали. Анна первое время даже спала с почти уже взрослой дочкой, боялась оставить ее ночью одну.

Так жизнь ее с этого дня изменилась, и целью ее стало – жить ради дочери. Одна дочь жить уже не сможет никогда. А Павел где-то растворился. В школу он больше не ходил, по нескольку дней не появлялся дома, когда приходил опухший от пьянства, бросался на кровать и мгновенно засыпал. В один из таких дней Анна, дождавшись его пробуждения, начала было:

– Сынок, что ты губишь свою жизнь, посмотри на себя…

Павел посмотрел на нее мутными глазами, встал и так врезал матери, что Анна поняла – сына у нее теперь нет.

Так и получилось. Через год Павел пропал совсем. Друзья говорили, что куда-то завербовался и уехал. Но больше вестей от него не было.

Скорее всего, что уже и на свете его не было. Но сына Анна Михайловна больше не видела. Ждала, правда до самой смерти. Но потом и сама поверила – нет его в живых.

… Дом на окраине улицы стоял, как мертвый. За ворота, почти никогда и никто не выходил. Да и куда? Разве что в магазин за хлебом и чем-то необходимым выходила Анна Михайловна. А так всю жизнь за забором, да за стеной самого дома.

Особенно трудно было по ночам. Обе трудно засыпали и обе молча и долго смотрели в потолок, думая каждая о своем.

Лариса, о том, что жизнь, только началась, тут же и закончилась, и сколько еще десятков лет придется провести в этой кровати, в этих четырех стенах. Да и зачем?

Не было в то время еще интернета, дистанционного обучения, да и других радостей. Поселок был заброшен на дальнее расстояние от ближайшего города. Жить, чтобы есть, спать, смотреть телевизор с его двумя программами, потом опять есть, спать и смотреть телевизор.

Потом когда в стране появился Интернет, а было уже Ларисе почти тридцать, до их поселка очередь не дошла, даже тарелки и WiFi, не могли поймать сигнал. Да и не было у Анны Михайловны денег на тарелки и другую аппаратуру.

Анна Михайловна не спала и думала о своей судьбе, но больше конечно, о дочери. О том, зачем так жить, не думала. Ясно дело зачем, для дочери.

Весь мир теперь вертелся вокруг нее. И будет вертеться еще много-много лет. Пока не умрет, или она или дочь. Хоть и горько и непривычно это было, молила только об одном. Чтобы дочь умерла раньше ее. Потому что без нее дочь не выживет. И отдадут ее в какой-нибудь дом инвалидов. В чужой, холодный и грязный дом. И не дай бог, Ларисе, такой жизни. Поэтому нужно было ей жить, Анне Михайловне. Беречь здоровье изо всех сил и жить!

… Да, ночи были самыми тяжелыми часами в их жизни. Днем все-таки какая-никакая суета и не думаешь. А вот ночью…

Особенно тяжелыми были ночи зимой, когда за окнами бесконечное стылое пространство, в трубе воет метель, и кажется, конца этой белой стуже не будет, как не будет конца их бесконечной, тяжелой и беспросветной жизни. В ожидании смерти.

Больше ждать было нечего. И чтобы не сойти с ума от этих мыслей и не дать сойти с ума дочери, ложилась Анна Михайловна с Ларисой в одну постель и рассказывала что-нибудь из прошлой жизни.

Лариса однажды прервала вдруг мать:

– Мам! А если вдвоем в прорубь!

– Анна Михайловна могла бы и в прорубь. Но одна. Дочь в прорубь столкнуть она не сможет. А первой должна была бы Лариса.

Приходил батюшка. Анна Михайловна особо религиозной никогда не была, да и в церковь – только по праздникам. Но батюшка всем помогал. Вот и приходил. После него и вправду, как-то светлее было. И еще иногда он приносил небольшие деньги – поставил в церкви жертвенную кассу с небольшим текстом о Ларисиной беде.

А государство не помогало. Нет. Платили Ларисе за инвалидность, какие-то рубли, да оплачивало самое дешевое лекарство.

Полагалось Ларисе и инвалидная коляска, чтобы как-то двигаться, но обещали-обещали, да замотали.

Коляску соорудили дети из соседних дворов. Из досок сколотили, что-то вроде тележки, четыре колеса от велосипедов, сзади ручки от детских колясок, обили тележку мягкими материалами, сверху коленкором – можно вывезти из дома и погулять по улице. Белый свет посмотреть.

Зимой к коляске приделывали две лыжи, это была радость.

Весной вся улица утопала в черемухе. Потом – в сирени. И еще потом – в жасмине. Для Ларисы это были счастливые дни. Она целые вечера проводила в коляске за калиткой на улице, вдыхала и вдыхала эти дурманящие голову запахи!

Хотелось любить. Но это было не из ее жизни.

Когда то давно в ее возрасте была и Анна Михайловна. И жизнь начиналась прекрасно. Был муж. Потом родился сын. Потом дочь. И они были все вместе. На этой улице, под этой сиренью,