Литвек - электронная библиотека >> Анна Фирсова >> Городское фэнтези и др. >> Не забредай в Топи

Анна Фирсова Не забредай в Топи

В детстве мы с отцом часто ездили на рыбалку к лесному озеру. Места там живописные: повсюду зелено, разнотравье. Солнышко едва пробивается своими лучами сквозь ветвистые кроны деревьев. Тихий птичий щебет – услада для ушей. Сидишь вдыхаешь ароматы спелой брусники, что растёт неподалёку да отгоняешь мошек.

Однако мне никогда это всё толком не нравилось. И дело не в отце, хотя в юности у нас случались разногласия. Наверное, дело в том, что ребёнком мне хотелось резвиться, носиться где-нибудь по поляне, а отец вечно ворчал:

– Ты всю рыбу распугаешь!

Куда там с ним до веселья! Сидит угрюмый, усатый. Не шелохнётся. И мне приходилось вместе с ним. Рыба меня мало интересовала. Как она вообще может заинтересовать, если ты её не ешь и вообще тебе её жалко?

Мальцом я не мог даже далеко отойти от папы. Хотя было у меня любимое развлечение – незаметно спрятаться в высоком камыше и замереть. Иногда, конечно, приходилось долго так высиживать, однажды я даже уснул. Но рано или поздно отец всё равно хватился бы меня и пошёл искать. Обязательно всегда находил, весь такой злой, красный от натуги, кепка в клеточку набекрень. Кустистые брови съезжались на переносице, закрывая маленькие глаза. А мне смешно было. Смешно даже тогда, когда он отвешивал мне пару оплеух за непослушание.

Матушка однажды призналась, что отец просто очень переживал, боялся за меня. Только чего бояться? Ну что со мной такого могло случиться на озере?


Даже став старше и превратившись в подростка, я не начал испытывать интерес к рыбалке. Нехотя собирал червей, налаживал спиннинг, упаковывал всякую снасть в багажник старой шестёрки. Зато я обрёл больше свободы. Теперь, если мне хотелось удрать в лес, отец лишь рукой махал. Даже не поворачивался в мою сторону, а продолжал, не мигая, вглядываться в пластиковый конус поплавка.

Так что я со спокойной душой уходил, куда заблагорассудится. Конечно, не слишком далеко, а то не ровен час легко можно было заблудиться. Сперва я делал такие вылазки осторожно, из любопытства. Минут на пятнадцать, а потом раз – и со стучащим бешено сердцем в груди, зажмурившись, возвращался к бате. Затем у меня появились маленькие, но цели: большая ель, три сосны, кусты брусники. Однажды я даже заставил себя пересилить непонятно откуда взявшийся страх и набрать целое маленькое ведёрко, пообещав его потом отдать маме. По дороге домой я, разумеется, всё сожрал. Но после того случая всегда стал собирать бруснику или чернику, которая тоже росла неподалёку.

Однажды вечером, когда мы все были дома, отец смотрел теннис по старому телевизору – квадратному ящику с торчащей из него антенной, а я листал цветные комиксы, что одолжил у друга. Тут батя сделал звук тише и вполне серьёзно у меня спросил:

– Куда ты вечно сбегаешь, когда мы рыбачим?

– Да я так… гуляю.

Папа задумчиво поскрёб щетинистый подбородок, вперив свой взгляд куда-то поверх моей макушки.

– Гулять – это, конечно, хорошее дело, но в Топи не забредай.

– А что это такое?

Но отец уже вернулся к ящику.

После этого разговора мне, конечно, стало до жути любопытно, что же это за Топи, и я поклялся себе их найти в следующий раз.


В очередную субботу отец пристроился на своём раскладном стульчике, опустив удочку в тихую гладь озера, а я, как всегда незаметно, побрёл в чащу. Миновав все свои предыдущие ориентиры, остановился у черничника и, прихлопнув пару комаров, стал думать, где же могут быть эти мистические Топи. В итоге, выбрал пойти наугад прямо. По крайней мере будет легче вернуться назад.

Идти мне пришлось около получаса. Так далеко я ещё не заходил. Берёзки и молодые осинки сменились на ели и сосны. Света здесь было ещё меньше, а травяной покров поредел, сменившись на ржавого оттенка иголки, устилавшие землю. Птицы, как будто тоже стихли, и ни белки, ни зайца ни проскочило.

Встал я посреди этой хвойной идиллии и призадумался. Запрокинул голову, оценивая солнечный свет. Двигался я на север, солнце было справа. Пойду назад – солнце будет слева. Может ещё чуточку пройти?

Легкий порыв ветра взъерошил мои волосы, забрался под ветровку. Но вот странность – мне показалось или я услышал шёпот? Огляделся вокруг. Ни души. Видимо, причудливые завихрения ветра создали звук, похожий на голос. Под сапогом хрустнула сухая ветка.

– Ещ-щё ч-шуть-ч-шуть – свистит ветер.

Я усмехнулся сам себе.

– Расскажу бате потом, вот смеяться будет.

Или лучше не рассказывать? Смеяться будет не над ситуацией, а надо мной. Скажет ещё, что гриб не тот, да ещё в сыром виде подобрал и съел. За дурака ведь примет.

И всё же я пошёл дальше, старательно пытаясь разглядеть хоть какой-нибудь намёк на воду. Как минимум потому, что я, дурак, не додумался взять с собой бутылку воды и теперь нестерпимо хотелось пить.

– Бли-иж-ше…

Я замер, прислушиваясь к лесным шорохам. Никак он сам меня заманивает вглубь.

– Ещ-щё ш-шаж-шо-оч-щек…

Уткнулся в заросли с меня ростом. Встав на цыпочки, не смог разглядеть чего-то определённого. Неужели придётся идти в обход?

– С-сюда-а…

Если кто-то или что-то шепчет, оно буквально за этими кустами. Я аж икнул от своей догадки, и это нечто за растительностью хихикнуло. Значит, там всё-таки кто-то живой. Люди? Повод завести новые знакомства.

Присел на корточки, раздвигая руками листву и колючие ветки. В какой-то момент мне показалось, что они сами легко поддаются моим рукам, и образуют небольшой проход. Прополз я в этот туннельчик и оказался у кромки лесного озера. Такого же, как то, на котором любит рыбачить отец, только чуть более заросшее тиной и кувшинками. По поверхности воды скользили водомерки, где-то глубже трепыхались маленькие головастики и разноцветные рыбки.

Вода тронулась рябью, и тут я догадался наконец поднять свой взгляд. И обомлел. Почти в самом центре озера, но всё же чуть ближе к противоположному от меня краю, стояла девушка. Живая, настоящая девушка! И, кажется, она была голой, что меня слегка смутило.

Тёмные волнистые пряди её волос скрывали грудки и утопали где-то в глубине, так что оценить их длину было нельзя. Её кожа была аристократично бледной, даже отдавала слегка синевой. А глаза… какие у неё глаза! Большие-пребольшие. Чёрные, словно вороново крыло или тот самый квадрат на известном произведении искусства. Я видел собственное отражение в её глазах, и уже не мог отвернуться. Ни отец, ни обратная дорога, ни что-либо ещё уже не занимало и не интересовало меня так, как это девушка. И я сказал самую банальную вещь, что мог бы вообще сказать:

– Привет. А ты тут одна плещешься?

Она улыбнулась одними губами, глаза же остались неподвижными, отражая нелепого