Андрей Никольский
ЧАСТНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ

*

Рисунки И. СЫЧЕВА

© Издательство ЦК КПСС «Правда».

Библиотека Крокодила. 1985 г.

В предисловии к своей седьмой книжке фельетонов и рассказов, вышедшей в 1982 году, Андрей Никольский писал:

«Когда приходят, принято здороваться, а уходя — прощаться. И это обычная вежливость. Сорок лет назад я сказал «здравствуйте». И читатели отнеслись к моим фельетонам в письмах и лично чрезвычайно дружелюбно, хотя там говорилось исключительно об их же недостатках.

И у автора подступил комок к горлу, и слезы волнения мешают ему водить пером по бумаге. И он надеется, эта книжка — последнее «прости» негативным сторонам жизни».

Случилось так, что книжка действительно оказалась последней. Талантливый фельетонист, прекрасный человек, участник Великой Отечественной войны коммунист Андрей Владимирович Никольский ушел от нас, сраженный тяжелой болезнью.

Фельетоны, которые составили этот сборник были написаны им в последние годы жизни и печатались в «Крокодиле» под рубрикой «Из зала — сюда!». Эта популярная у читателей рубрика обязана своим рождением автору сборника.

ЧАСТНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ

Я боюсь, как бы читатель, увидя такое заглавие, не закинул весь фельетон куда-нибудь подальше. Потому что действительно тоскливое заглавие. Веет от него чем-то таким казенным. Одним словом, не ахти какое заглавие. Но если его сравнить с тем, что будет дальше, то прямо скажем — оно еще ничего. Довольно терпимое заглавие. Может, одно из самых веселых мест в фельетоне. Так что вооружайтесь терпением.

А я тем временем хочу высказать пару критических слов но адресу нашего суда. Я, например, раньше считал, что суд на то и суд, чтобы отличить правого от виноватого. И воздать каждому по заслугам. Но когда, уважаемые граждане, суд начинает шерстить и того и другого, аж клочья летят, то я этого как-то не понимаю.

Я говорю судье:

— Ну, ладно, вор такой-сякой, он вещи украл. Поделом вору и мука. А потерпевшего за что компрометировать?

А председатель районного суда Коробов Иван Васильевич, очень серьезный такой мужчина, отвечает:

— Для воспитания.

— Конечно, воспитание — оно нужно. Но только все равно жалко. Особенно вот таких товарищей, как Николай Яковлевич Притоков. Человек он с высшим образованием, ходит в замечательной шапке из ондатры. Между прочим, из-за этой шапки все и получилось..

А зашел один раз Николай Яковлевич на Казанский вокзал. В Москве нашей. В белокаменной.

Нет, ехать он никуда не собирался. А зашел совсем по другим надобностям. Зашел позвонить по телефону и выпить кружку пива. Кроме того, под газом он был. А под газом, известное дело, не то что на Казанский вокзал попадешь — в самую Казань закатиться можно. Ничего удивительного.

И вот, значит, сидит он в ресторане на Казанском, прохлаждается пивом, а потом видит: денег-то у него нету! Ну то есть даже за пиво расплатиться нечем. Можно, конечно, ондатровую шапку оставить под залог, так она в гардеробе осталась. Ну, то есть невероятно сложная создалась ситуация. Просто редко такие бывают в жизни.

Однако свет не без добрых людей. На счастье, официантка хорошая попалась. Уговорил ее Николай Яковлевич подождать, пока он приятелю позвонит, чтобы тот привез ему денег.

Уговорил, а сам пошел в автомат.

Из автомата он пошел в туалет. Потому что так надо было.

А тут, представьте себе, такое роковое стечение обстоятельств. Откуда-то с юга страны, кажется, из Анапы, прибывает малоизвестный товарищ Василий. Он мало известен нам, а что касается Николая Яковлевича, то ему вообще не известен. И примечателен этот товарищ Василий тем, что имеет при себе чемодан. А в чемодане в кислородной подушке имеется чача. Это такая штука, вроде нашей самогонки. Градусов под семьдесят.

И уже тут, в Москве, этот товарищ Василий знакомится с другим героем нашего фельетона — комсомольцем Иваном Рудиным и вместе с ним прибывает на Казанский вокзал. Видите, какое совпадение? Ну, чем тут виноват Притоков?

По дороге они несколько раз прикладываются к этой чаче. Прямо к этой кислородной подушке. Там у нее есть такая кишочка с краником, и если к ней приложиться, то милиция не реагирует. В крайнем случае она думает, что дышит человек кислородом. Малость обалдел от московской атмосферы. Только и всего.

Так вот. Прибывают эти новые друзья на Казанский вокзал, и комсомолец Иван Рудин тоже идет в туалет. Ему тоже так надо было.

А там как раз Николай Яковлевич Притоков. Ондатровой шапкой щеголяет, в зеркало смотрится. А комсомолец Иван Рудин без ондатровой шапки. И не то что без ондатровой — вообще без шапки. На этой почве они и разговорились. Данный исторический разговор не сохранился для потомков, но скорее всего он происходил так:

— Шапка у тебя что надо, — сказал Иван Рудин.

— Это верно, — подтвердил Притоков. — А выпить найдется?

— Что за вопрос? Пойдем в зал. Там у нас чача.

Действительно: вот детский зал, вот Василий, а вот — чача в кислородной подушке.

Выпили, поговорили о футболе.

Потом, дай бог память, зашли в вестибюль ресторана, там что-то делали, вроде бы причесывались. А почему «дай бог память», потому что остальное помнилось уже как бы сквозь туман. Помнилось, что причесывались для того, чтобы эту шапку мерить. Сначала Иван померил, шапка ему велика, потом Василий. А может, наоборот. Потому что этого уже Николай Яковлевич достоверно не помнил. И куда эта шапка в процессе примерки испарилась, тоже не помнил. Так и на следствии доложил.

Однако комсомолец Иван Рудин сохранил ясность ума и твердость мысли. Хоть он-то пролил свет на это темное дело. Он сказал так:

— Шапку украл я, потому что Николай чачу пил, а нас угощать не стал. Вот за это.

Ну это, конечно, чересчур. Если за каждое угощение шапку отдавать, то через два дня голый останешься. И мы вместе с судом считаем, что нельзя было к пьяному другу применять такую сильную санкцию: красть у него шапку. Что это за методы воспитания? И правильно, что Иван получил по заслугам. А вот за что Николаю Яковлевичу бумагу