Alexander Coutny Нарисованное небо

Элена как всегда пристала в самый неудобный момент. Мелкие капли слюны, вылетавшие из её рта при разговоре, упали на предплечье. «Как же противно». Я отложил пачку бумаги, прошнурованную толстыми красными нитками.

– Ну показывай, Ангелочек. – по лицу расплылась фальшивая улыбка. Обычно в такие дни я долго лежу перед сном и думаю. Мечтаю, или лучше сказать, представляю, что этого всего нет. Как нет её и их, и меня, и кого-то ещё. Стараюсь не представлять кого-то конкретного, иначе, мысли становятся навязчивыми, не отпускают. Но всё же Элена фигурирует в таких представлениях часто и тут уже я бессилен.

Она запрыгивает мне на колени. В заднем кармане розовых шорт лежит что-то железное и колючее. Впивается в кожу, мясо. «Больно».

– Вот это да! Неужели к нам приходил художник? – игнорируя боль, я щелкаю её по носу, мягко и нежно. Она заливисто смеётся.

– Папочка, это я нарисовала.

– Врушка. Небось мама помогала. – «Нет, перебор. Сложно найти эту грань. Сейчас я переборщил». – Ну всё, верю. Как такому цветочку можно не верить?

Она опять улыбается. «Пронесло». Я смотрю на безобразные каракули. Кривые облака, косые лица незнакомых людей с надписями: Мама и Папа. Какие-то зеленые пятна на заднем фоне, прерывистые нити, показывающие горизонт. «И вот это вот придется повесить на холодильник?». Я уже собирался отдать рисунок назад, но что-то меня остановило. «Абсурд! Сумасбродство! Но небо над головой слишком похоже. Похоже не точь в точь, а контурами, оттенками, стилем. Как буд-то оно нарисованное. Точно. Вон я вижу четкие линии обводящие облака, голубую штриховку с просветами, чёткий овал солнца. Да, именно овал! А лучи слишком прямые и контрастные». Я скидываю Элен с колен. Она тупо смотрит на меня, но ничего страшного, ей не привыкать. Не то что бы она тупая. Просто ребенок. По лицу пробегает ветер. Его я тоже вижу. Линии как помятая бумага с серыми вставками в местах особенно большой скорости. «Нет, не может этого быть. Не может».

…

Уже в третий раз я пробегаю глакзами по одной и той же странице. «Что-то не сходится. Но где ошибка? Не получается, не получается!». Я вновь отодвинул стопку, за ней потянулись серые линии, изображающие движение.

– Зак, идем ужинать.

Приятный голос Сюзанны разбавляет тяжелый вечер. От одной мысли что она где-то рядом, становится тепло и уютно. С кухни приходит аромат запеченного мяса. «Запах так интересно проникает в щель под дверью, растилаясь сероватым облаком с размытыми краями. Видимо слегка потерли бумагой.» Я выхожу из кабинета, и суровая реальность рушится прямо на голову. У плиты стоит бесформенная туша в мешковатой блузе, расширяющей её в несколько раз. Вся магия голоса улетучивается. «Где та Сюзанна? Страстная, милая, хрупкая девушка. Где моя любовь?»

Я возвращаюсь назад, громко хлопаю дверью, сажусь в кресло. «Где ошибка?» Столько вопросов. Голова пухнет, словно изнутри что-то распирает, хочет выбраться. «Но я не знаю, как посмотреть кто там». На листах одни каракули. Совсем ничего непонятно. «Бесконечные волнистые линии, заменяющие слова и цифры».

…

Сон совсем не шел. Справа храпела Сюзанна, слева «сопел» непроверенный отчёт, занимая всю тумбочку. Утром подходил срок сдачи, а я до сих пор не нашел ошибку. В комнате царила ночная тьма. Такая густая, что мне даже чудилось давление при вдохе. Если поднять руку, то она словно плыла в глубине туши, которой залили страницу. «Пустая трата материала». Я частенько видел такое в графических романах. Пустая страница, полностью залитая чёрным. «Как эта? Интересно меня видно?». Свет лампы прорисовывался бледно-желтым.

– Что такое? – Сюзанна явно находилась в полудреме.

– Сколько раз ты ещё это спросишь? – огрызнулся я. – Я же сказал, что ничего. Она громко перевернулась. Лицо выглядело настоящим. «Или кто-то очень хорошо потрудился. Качественный портрет, даже все складки прорисованы. Я бы стёр их. Кто нарисовал это?!»

…

Свежий уличный воздух отдавал особенной прохладой в эту часть ночи. Несмотря на приличную плюсовую температуру, по коже пробегали мурашки. «Не самое приятное чувство». На нарисованном небе красовалась идеально круглая луна. Мелкие волнистые линии, окружавшие её со всех сторон, имитировали движение, как это делается в рисованных мультиках. Совершенно не помню, когда я вообще последний раз что-то смотрел. Суета, суета. Вокруг ничего не замечаю, жизнь пролетает мимо.

– Эй! Эй!

Я обернулся на резкий голос, сиплый, противный. Посреди проезжей части стоял грязный, покрытый износившимися тряпками, мужик.

– Что?

– Есть мелочь? Монетка. – язык заплетался. Он проглатывал окончания слов, чавкая, подсасывая слюну. Ноги еле волочились, заплетаясь на холодном асфальте.

– Нет. Не брал кошелек. – я всматривался в его лицо. Фонари погасли, погрузив трассу в темноту. Я напрягал глаза, пытаясь увидеть нарисовано лицо или нет. Виски загудели, мне стало не по себе. В груди зародилась тревога. «Почему я до сих пор не вижу лица?» Я сделал два шага навстречу пьянчуге. В нос ударил ароматный бутон мочи смешанной       с алкоголем. Меня передернуло. Посветить было нечем. Я ничего с собой не взял. Телефон остался на тумбе, рядом с отчётом. «Тем самым». А тумба рядом с телом. «Тем самым». Лица нет. Я понял это когда гнев затмил тревогу. Его не нарисовали. «Не нарисовали!» Лицо этого грязного забулдыги. «Или стёрли? Почему?» Надо уходить, если я не хочу, чтобы и моё лицо исчезло. «Домой! Домой! Как можно быстрее.»

…

– Зак, я не вижу тут никаких ошибок. – Флетчер закинул правую ногу на левую из-за чего контуры бедер соединились и исчезли. Серый цвет брюк на обеих штанинах слился воедино. «Складки решили не прорисовывать».

– Что ты имеешь ввиду?

– То, что и сказал. Что за вопрос?

– Я по-твоему идиот? – я привстал, опираясь на подлокотники. – Я целый день убил вчера на эту писанину, и ты мне говоришь, что всё зря?

– Зак…

– Хватит! – я заорал. – Ты чёртов лизоблюд, ты подсиживаешь меня! Думаешь я совсем тупой?

– Зак, ты чего? Ты сам нашел ошибку?

– Не твоё дело. – я схватил толстую папку и вылетел из кабинета. Флетчер ошарашенно смотрел на дверь. «Интересно, этот слепой урод видит, что она нарисована? А я? Я вроде видел».

…

Телефон в пятый раз за вечер съезжал по столу ко мне. Несмотряч на выключенный звук, вибрация раздражала, а облачко с буквами «Бррр» постоянно привликало взгляд. Я так и не сдал отчёт. Не хватило смелости. Ошибка спряталась среди однотипных волнистых линий, совершенно не похожих на буквы. Я проверил все существующие алфавиты всех языков. «Что это за тарабарщина?». Элена не прекращала стучать в дверь,