Адель Хайруллин 7-е декабря

Начало ноября

Постоянные дожди и небольшое село, огражденное великими гигантскими соснами, чьи верхушки касались звёзд, освещающих это место. Казалось, что кроме этого места ничего не существует: все страны — выдумка, а экзотические животные — очередная фантазия какого-то писателя книг.

Такое представление мира было у нашего мальчика: его зовут Степа, но местные дети называют его нищим и жалким.

В деревне Степы жили только обеспеченные люди. Домов там было не много, но каждый был по своему красив. Все они были двухэтажные, с обширными дворами, где были горки, качели. А ночью зажигалась сказка: с яркими огоньками светилась крыша, забор и фонари…

Но среди этих домов и коттеджей стояла хлипкая, чёрная и местами гнилая хижина, ведь домом это было сложно назвать. И всё же это был его дом. А точнее дедушки, с которым он жил уже 3 года. Самому же мальчику было 9 лет. Ходить в школу он не мог себе позволить, так как она была в городе, который, по словам дедушки, очень-очень далеко. Машины у них не было, а автобусной остановки тоже не было, да и если бы была, то что? Ничего. Ведь у дедушки были проблемы с ногами, он не мог долго на них ходить.

А продукты, лекарства и другие важные вещи нам возил Анатолий Петрович. Как говорил дедушка, он какой-то дальний родственник.

Но, мягко говоря, ему и дела до него не было. Лишь иногда, очень редко мог привести «Мурзилку» или немного сладостей. А внутри них всегда лежала записка: «от Тёти Люды».

Его это всегда радовало. Он не знал кто это, а когда спрашивал у Анатолия Петровича, тот всегда пожимал плечами…

3 ноября.

— М-м-м а-а, — потянулся Степа.

На весь дом разлетелся запах оладушек дедушки, а также с кухни было слышно, как шипит тесто, и как на телевизоре диктор с «РенТВ» рассказывает о погоде на будущее.

— Москва — 9 °C. Пасмурно, — повторил дедушка. Он всегда повторяет то, что вскоре запишет в заметки, которые висят на холодильнике.

— Бдыщ, — грохот раздался в зале.

— Доброе утро, Степ! Ковыляй сюда, чаю хлебнем! — крикнул с кухни дедушка.

— Сейчас, бегу! — в ответ вскрикнул он, встав с пола, ногой закинул одеяло на диван и побежал к окну.

— Опять дождик, третье ноября, деда, когда солнышко выглянет? — спросил он.

— Не слышу, Степа! — откликнулся дед.

Мальчик побежал на кухню как супермен: кулак вперёд, и большая серая майка дедушки развивалась, как плащ, на маленьком мальчике.

— Дедушка, когда солнце выглянет? — переспросил мальчик.

— Ой, не знаю, садись за стол, а то чай остывает, — ответил Дед.

Степа быстро сел на табурет и оперся локтем на подоконник.

— Де-ду-шка, садись быстрее, а то чай уже совсем остыл! — сказал он, разводя руками.

— Секунду, не торопись, парниша, — ответил дед, скидывая последний оладушек на тарелку, под которой лежала сшитая бабушкой прихватка с цветочным узором. Убрав старую, СССР-овску сковороду, он отправился к холодильнику, достал сгущёнку и сметану, поставил их на стол, а перед тем, как сесть, поправил растрепанные волосы Степки, оставив у него на голове вторую прихватку. Степка взял и натянул её на руку, а после представлялся известным итальянским поваром.

Популярным жестом ткнул палец в сгущенку и сказал:

— М-м-м браво, белисимо! Хотя-я-я… Деда, почему она не такая, как привозил Анатолий Петрович?

— Сгущёнка подорожала, и я решил сэкономить, да и бабушкины рецепты нашёл, вот и сделал её сам. А что? Невкусно? Тогда мне больше достанется, — ответил дедушка.

— Вкусно-вкусно, даже вкуснее, чем с магазина, — протараторил Степа.

— Вот и отлично, давай рукавицу, а то забуду убрать, и их потом Барс раздерет, — сказал Дед.

— Хорошо, — снял перчатку Стёпа и отдал её деду, а сам взял большую старую кружку обеими руками и принялся пить чай, поедая оладушки, смотря на деда. — Приятного аппетита!

— Ой, спасибо, парниша, и тебе приятного аппетита! — ответил деда.

— Спасибо. А это тебя тоже бабушка научила оладьи печь? — спросил Степа.

—Да, улым, когда-нибудь и тебя научу.

— Здорово! А какая бабушка была? — поинтересовался мальчик.

— Ох-хо-хох, она была просто замечательной, твоя бабушка — чудесная женщина: умела и шить, и готовить, и хозяйство отлично вести. Эх, ладно, ничего, заканчивай трапезу, чёт устал я, — ответил он, убрал кружку в раковину и пошёл в зал.

Выйдя из кухни, Степа взялся за уборку: убрал свою кружку, вытер крошки со стола. А поле этого решил он подурачиться: просунул руку в рукавицу, поставил на неё тарелку из-под оладий и понёс, виляя задом, как официантка из богатого клуба или ресторана. Неожиданно подбежала, или она там и лежала, кошка, Дремота, прям под ноги. Она всегда была странной, словно туман или дым: с дедом болтать любит, пропадать и появляться в любое время. Прям ведьмина кошка. И вот вновь она появилась из ниоткуда, прямо под ногами Степки. Он запутался в ногах, свободной рукой оперся о стол, а вторая полетела вверх.

— Дрема! Не ходи босиком! — крикнул мальчик.

Тарелка с перчаткой полетели ввысь. После чего тарелка разбилась на нескольких частей, а прихватка зацепилась за шкафчик. Дремота быстро подскочила, пыталась снять её, но разорвала нитки на шве.

— Ой-ой-ой, Деда-а-а, тут мурка! Тут тарелка! Тут всё! Иди сюда! — крикнул Степа.

Дед прибежал на кухню, словно бешеный:

— Что тут случилось?! А… Тарелку, значит, разбил. Эх, жалко, конечно, но на счастье. А ты, Дрема, что творишь?! А ну, брысь отсюда! — сказал дед, махнув рукой в сторону Дремоты. Она растворилась под столом.

— Деда, тут ещё это, — сказал Степан и, сняв со шкафчика порванную прихватку, показал её дедушке.

— М-да, но дело поправимое. Пошли, машинку принести поможешь, — сказал дед.

Они вышли из кухни и направились в комнату дедушки. Он почти никогда не пускал туда Степу, потому что там хранились хрупкие вещи, напоминающие молодость, да и сам дед любил порядок.

В углу у него стояла печь, а наверху лежали подушки и одеяло: такое пышное, гигантское. Сбоку от печи на стене, а точнее на гвоздике, что был забит в стену, на белом ремешке висела гитара. Ей лет было немало, но она до сих пор блистала и переливалась золотым цветом, даже струны казались золотыми, хоть это вовсе не так. Спросить про гитару Степа не подумал: будет ли это уместным? Напротив печи стоял шкаф. Он был завален вещами: будь то бабушкино платье или выпускной пиджак дедушки.

Помимо внутренних вещей, ещё на самом шкафу лежала черная тужурка, а на ней были видны отблески медалей, полученные дедушкой в молодости. Сама же швейная машинка стояла под его рабочим столом в деревянном ящике. Дед